19-я жена

— Большого скандала не было, — ответила она. — Тебя наказали отлучением. А меня — замужеством. Пророк выбрал для меня Хайрама. Или, думаю, я должна говорить «выбрал меня для Хайрама». Хайраму тогда было двадцать, так что на самом деле он не такой уж старый. Нас запечатали на следующий же день. Ты знаешь, как это делается, ты же слышал такие истории миллион раз. Только знаешь что? Вот это — самая потрясающая часть всего, что случилось. Мы полюбили друг друга. Он хороший человек. И он меня любит. И любит нашу маленькую дочку. Джордан… Прекрати строить такие гримасы!

— Какие еще гримасы?

— Ты думаешь, я с ума сошла?

— Нет-нет, я думаю, это просто здорово, — солгал я. — Похоже, он замечательный. — (Она что — шутит? Любовь? В Месадейле?) — Я просто поражаюсь, — сказал я. — Моногамия тут у вас вроде как штука запретная.

— Я знаю. Последнее время Пророк все нажимает и нажимает на Хайрама, чтоб еще жену себе взял. Но мы сопротивляемся и пока что устояли.

Я спросил, как поживает ее мама. Она опустила глаза, посмотрела на Электру, потом снова на меня. В глазах — серый шторм.

— Мама умерла.

— Что?! Как?

— Несколько лет тому назад она заболела. Почки.

— Мне очень жаль.

— Только дело не в этом, — продолжала Куини. — Месяцев шесть назад она вдруг стала все подвергать сомнению. Хотела уйти от твоего отца. Хотела уехать отсюда. Так они ее убили.

— Прости, не понял?

— Они соли насыпали в ее аппарат для диализа. Из-за этого ее сердце кристаллизовалось. И она умерла. Она поехала в клинику на лечение и так и не вернулась.

О'кей, остановлюсь на секунду. Я знаю, что вы подумали. Я бы подумал то же самое. Только в Месадейле это не так невероятно, как оно звучит.

— Кто же, по-твоему, это мог быть?

— Пророк. Ну, не он сам, конечно, а парочка его людей. Он хотел всем показать, что бывает с теми, кто хочет уехать.

— Ты знаешь это наверняка?

— Нет, но я знаю — это правда.

Я думаю, что на Месадейл так долго не обращают внимания именно из-за таких вот историй. Когда они просачиваются наружу, то, когда люди их слышат, они начинают думать: «Ох, ну вот вам, пожалуйста, соль в аппарате для диализа! Кристаллизовавшееся сердце? Похоже на плохое кино». И никто этим историям не верит, от них отмахиваются. Пророка и его Апостолов оставляют в покое. Мистер Хебер совершенно не прав, полагая, что здесь, в этом захолустье, хоть что-то изменилось.

— Ну, как бы то ни было, — сказала Куини, — значит, ты вроде как шпионить сюда приехал?

— Ага, что-то вроде того.

— Думаешь, не твоя мама это сделала?

— Не знаю.

— Это меня не удивляет. Тут никого нет более верующего, чем твоя мама.

— Знаю. Потому и хочу выяснить тут побольше.

— А ты с его самыми последними женами говорил? Я на твоем месте с них начала бы.

— Почему?

— Не знаю. Просто у меня такое чувство. Все стало меняться сразу, как появилась последняя пара жен.

— А как их зовут?

— Сейчас, погоди. Сестра Кимберли — эта самая новая. Живет за большим домом, в бревенчатом домике, твой отец ей построил. Может, стоит с нее начать. — (Тут с другой стороны дома послышался плач маленькой девочки.) — Это Энджела, мне надо идти. А тебе и так надо отсюда поскорее уходить, пока тебя никто не увидел.

— Куини, можно мне еще раз прийти?

— Не думаю, что это такая уж хорошая идея. — Но тут она немного смягчилась. — Если нужно будет — да, конечно, приходи. Джордан, я не хочу с тобой очень уж сентиментальничать, но, когда ты уехал, я все время о тебе думала и молилась, чтобы все у тебя было хорошо.

— Я тоже. Но мне кажется, у нас обоих все вполне прилично складывается, учитывая все обстоятельства.

— Думаю, да, — согласилась она. — Тебе надо уходить. И будь осторожен. — Она нажала кнопку, и дверь гаража открылась в стену слепящего света.

— Чуть не забыл, — сказал я. — У Сестры Карен для тебя пакет лежит.

— О, в самом деле? Интересно, что там.

Но солнечный свет не позволил мне прочесть выражение ее глаз.

Оттуда я поехал в Канаб — город в пустыне, на высоком плато. Одну треть его населения составляют хайкеры-экотуристы, питающиеся гранолой,[32] две другие трети — Святые Последних дней. Находится он милях в сорока за Месадейлом, и поездка туда — все равно что путешествие во времени: вж-ж-ж-жик — и ты из девятнадцатого века приземляешься прямо в двадцать первом. Я остановился у бутербродной под названием «Мега-Байт»[33] и заказал продавщице, на именной планке которой значилась цифра 5, сэндвич с тунцом.

— Прям чудно, — сказала она, когда принесла мне мой заказ, — ведь я тебя знаю.

— Ну да?

— Ты вроде как бы мой брат.

Меня ее слова поразили меньше, чем вы могли бы подумать. Поразительным здесь было лишь то, что произнесла их хорошенькая девочка-подросток, которой удалось сбежать из Месадейла. Хорошеньким никогда не удавалось сбежать.

— Моя мать вышла за твоего отца, после того как ты ушел. Он про тебя часто говорил. Говорил, ты свою сестру трахнул. Ту девчонку, как ее зовут-то?

— Я ее не трахал.

— Да я это и сама просекла, только он так нам всем сказал. Просто напугать нас хотел, чтоб мы с мальчишками зря не болтались. Между прочим, меня Пятая зовут.

— Пятая?