19-я жена

Я ехал дальше на восток по шоссе 15, поглядывая на телефон, чтобы знать, если офицер Каннингем вдруг позвонила, когда я был где-то вне зоны действия сигнала. Где-то за Вегасом Электра вдруг заволновалась, задрожала, начала поскуливать мне в ухо. Я выпустил ее помочиться, но дело было не в этом. Она здорово понимает, как я себя чувствую, даже раньше, чем я сам успею осознать, как именно я себя чувствую.

Когда я прибыл в Юту, в Центр приветствия, на моем телефоне обнаружилось сообщение. Я испугался, что оно может быть от офицера Каннингем, предупреждающей, что мама не желает меня видеть, но это объявился Роланд: «Дорогой, если там у вас дела пойдут плохо, обещай сразу вернуться домой, ладно?»

На следующий день в окружной тюрьме я вручил офицеру Каннингем свое удостоверение личности.

— А где же Электра?

Краткая версия длинной истории: встретил одну девушку-готку[8] в интернет-кафе, она согласилась присмотреть за Электрой, и примерно в этот момент Электра, скорее всего, лопает печенье у нее на кушетке. Я сразу увидел, что много потерял в глазах офицера Каннингем, раз смог оставить свою собаку с незнакомкой, но температура на улице была 115 градусов,[9] и тут уж тебе ничего не остается, как поскорее отыскать хоть капельку спасительной тени.

Офицер Каннингем провела меня через металлоискатель, пробила что-то такое на своем терминале, нахмурилась, пробила что-то еще.

— О'кей, — произнесла она, — вот что вам надо теперь делать. Ваша мама все еще на строгом режиме, а это не делает свидания такими уж приятными. Пройдите в дверь налево, в конце коридора найдете кабинку. Офицер Кейн приведет ее к вам чуть погодя.

Кабинки выглядели как ряд таксофонных кабин, таких, где можно разговаривать сидя. Небольшой круглый табурет с красным пластиковым сиденьем. На левой перегородке — желтая телефонная трубка. Народу в комнате было полно, несколько женщин размахивали сосками-пустышками и игрушками-пищалками, тщетно пытаясь удержать своих младенцев от рева. На свидание разрешалось приходить только двум посетителям, но младенцы до года в счет не шли. Казалось, каждая из матерей взяла с собой столько грудничков, сколько смогла притащить. Объявление на стене гласило: «МАТЕРИ! ДЕРЖИТЕ ДЕТЕЙ ПОД КОНТРОЛЕМ!»

Куда там!

Я ждал, усевшись на табурет, пристально глядя сквозь толстую стеклянную перегородку. У своего отражения я заметил красные пятна на щеках. Глаза казались мне маленькими и темными: у меня глаза моей мамы, это всякий заметит.

После того как меня вышвырнули (они называют это отлучением, но в чем тут разница?), я искренне думал, что больше никогда не увижу мать, и должен признаться, что мне это было безразлично. Я был до смерти зол на всех, начиная с Бога, за ним следовал Пророк, а мама в этом списке была с ними по соседству. Я все еще зол на него — то есть на Бога, ведь моя мать во имя Его в два часа ночи вышвырнула меня на большую дорогу. И уж поверьте моему слову: от такого вся твоя жизнь может пойти кувырком. Вместо того чтобы нюни распускать из-за этого, я поклялся больше никогда о них не думать. Не забывайте — мне ведь тогда было всего четырнадцать лет. Я никогда до этого не уезжал из Месадейла. Ни фига не знал о жизни, о мире. В рюкзаке у меня лежала футболка, немного священного тайного белья[10] (лучше не спрашивайте) и семнадцать долларов. В карманах — пустота. По справедливости надо сказать, мама сильно рисковала, тайком суя мне в рюкзак деньги, но тогда мне этого показалось маловато. Мне здорово повезло, что водитель грузовичка, доставлявшего постельные принадлежности, подобрал меня, когда я уже примерно час топал пешком. Он мог бы потребовать, чтобы я взял у него в рот или еще что, но на самом деле все, что ему надо было, так это просто поговорить про его жену. Она недавно погибла во время пожара, и он не мог хранить все эти воспоминания в себе. Я доехал с ним до Сент-Джорджа. Мы вместе наблюдали восход солнца в боковые зеркала. Вам когда-нибудь приходилось видеть, как в Юте солнце восходит над пустыней? Представьте себе угли ада, пылающие в облаках. «Друг, глянь, — сказал мне водитель в какой-то момент. — Правда, ведь похоже, что сам Бог поджег все это гребаное небо?»