Но интереснее всего мнение тех, кого реформы задевали непосредственно — крестьянских депутатов. ВIII Думе их было две группы. Одни входили в группу трудовиков, то есть умеренно левых, большинство же являлись так называемыми «правыми крестьянами» — то есть теми, кого продвинули в Государственную думу правые. Эти были даже не консерваторами, а конформистами — то есть стояли за начальство, придерживаясь принципа: начальству виднее. Интереснее высказывания как раз вторых.
Вот что заявил крестьянин Сидоренко (Киевская губерния):
«Закон 9 ноября хорош, потому что як будет право собственности, так можно и одобрение получить, но что касается малоземелья и безземелья, то пока не будут удовлетворены безземельные, до тех пор не будет у нас по России спокойствия».
То есть это означает: вы нам сперва дайте землю, а потом мы уж поглядим.
Что вообще полностью противоречит духу реформы.
Что же касается итогов… Те, кто представляет реформу Столыпина как возможную альтернативу революции 1917 года, обычно сетуют: а вот если бы его не убили…
Но давайте поглядим.
Годы | Выделилось хозяйств (в тыс.) |
1907 | 48,3 |
1908 | 508,3 |
1909 | 579,4 |
1910 | 342,2 |
1911 | 145,6 |
1912 | 122,3 |
1913 | 134,6 |
1914 | 97,8 |
1915 | 29,8 |
Итого | 2008,3 |
Как видим, никакой тенденции к росту нет — совсем наоборот. Процесс не пошел. Мало того: из выделившихся хозяйств реально единоличных было 1265 тысяч — 10,3 % всех хозяйств, остальные как-то балансировали. Многие хитрили: получали отруб, то есть приобретали лучшие условия внутри общины — но из нее не выходили! Так, на всякий случай…
Причины выхода были разные.
«Так, в ответах корреспондентов Вольного экономического общества выделяются три причины выхода из общины: 1) боязнь потерять при переделе имевшиеся излишки земель: 2) стремление продать землю; 3) желание вести самостоятельное хозяйство. По сведениям, собранным Московским обществом сельского хозяйства, в 1909 г. укрепили землю в собственность для ее продажи 52,5 % опрошенных, из опасения потерять излишки земли при переделе — 27,3 % и для улучшения хозяйства лишь 18,7 %».
«Сильных хозяев» оказалось еще меньше — 4–5 %. Для создания нового социального слоя среди крестьян этого маловато…
Конечно, можно говорить — это только начало, а вот потом бы раскачались… Но сие уже из области веры. Так же, к примеру, можно верить, что нэп был прекрасным проектом, и если бы злодей Сталин его не свернул… (Подобных публикаций в конце восьмидесятых была бездна.)
Зато реформы снова породили в деревне напряжение, которое вроде бы сбили карательными отрядами. Во — первых, земля тех, кто выделялся, насовсем уходила из общины. А по какому праву? Потому что начальство так захотело! К тому же напомню, что по закону, если мирской сход не хотел выделять отруб, то прибывал земский начальник и продавливал раздел своей волей. Но земля-то разная — получше и похуже, «удобья» и «неудобья», и делить ее можно по — всякому. Как вы думаете, земский начальник действовал по справедливости? Как-то не верится. Скорее всего, он проводил в жизнь «генеральную линию», которая была за то, чтобы поддерживать желающих выделиться. Можно догадаться, кому отходила лучшая земля. А ведь большинство земских начальников были дворянами. То есть — «снова баре нас обманывают». И получили…
Член Государственного совета М. В. Красовский, выступая на Госсовете с докладом, посвященным Указу 9 ноября, отмечал: «Оказалось, что вместо степенных мужиков, которых думали получить в Думу в качестве представителей крестьянства, явилась буйная толпа, слепо идущая за любым руководителем, который разжигает ее аппетиты».
Князь М. М. Андроников, которого уж никак нельзя назвать левым, докладывал великому князю Николаю Николаевичу: