«Конечно, путем репрессий и всякого рода экзекуционных и административных мер удалось загнать в подполье на время глубокое народное недовольство, озлобление, повальную ненависть к правящим, — но разве этим изменяется или улучшается существующее положение вещей? …В деревне наступает период "самосуда", когда люди, окончательно изверившись в авторитете власти, в защите закона, сами приступают к "самозащите"… А убийства не перечесть! Они стали у нас обыденным явлением при длящемся "успокоительном" режиме, только усилившем и закрепившем произвол и безнаказанность административных и судебных властей».
Сейчас является общим местом говорить, что большевики, придя к власти, начали проводить всякие социальные эксперименты. А чем занимался Столыпин? Именно социальными экспериментами, которые не находили в народе никакой поддержки — в отличие от большевиков.
Недаром в 1917 году столыпинских хуторян начали громить раньше, чем помещиков.
С переселением вышло еще хуже.
«Переселенческая политика особенно наглядно продемонстрировала методы и итоги столыпинской аграрной политики. В 1908–1909 гг. за Урал двинулась огромная масса крестьян — 1,3 млн. Большинство их там ожидали, начиная с переезда в знаменитых "столыпинских"[94] вагонах и кончая прибытием на место, полное разорение, смерти, болезни, неслыханные мучения и издевательства чиновников. Главным итогом стало массовое возвращение на родину, но уже без денег и надежд, ибо прежнее хозяйство было продано. За 1906–1916 г. из-за Урала возвратилось более 0,5 млн человек, или 17,5 %; в 1910–1916 гг. доля возвратившихся составила 30,9 %, а в 1911 г. — 61,3 %».
Обычно провал переселенческой политики объясняют отвратительной организацией этого процесса, воровством и равнодушием чиновников. Это всё было. Глава МВД мог бы организовать процесс и получше. Но ведь в XVII веке люди вообще шли за Урал на свой страх и риск! Да только в те времена никто не считал ушедших, и шли они, по сути, «в один конец». Сколько сгинуло в пути, умерло от болезней и голода — никто не знает. А в XX веке было полегче, и те, кому не повезло устроиться, сумели вернуться. С другой стороны, на такие рискованные дела, как переселение в незнакомые края, идут люди с особым складом характера. При Столыпине такие, скорее всего, предпочли попробовать себя на тех же хуторах, в бизнесе и так далее.
Но в любом случае — можно представить, с каким настроением люди возвращались. Успокоению страны это отнюдь не способствовало.
«При всех трудностях, с которыми сталкивались переселенцы, они несомненно внесли, как показано в обширной литературе, существенный вклад в хозяйственное освоение новых регионов. Однако переселения не ослабили ни земельной нужды крестьянства, ни социальной напряженности в деревне. Не привели они и к заметному росту могущества состоятельных слоев деревни, хотя прежде всего им достались земли переселенцев».
Но что самое главное — как уже отмечалось, так и не было создано нового социального слоя, который противостоял бы любым потрясениям.
Итак, реформа провалилась. Могло ли быть иначе? Нет, не могло.