Ходят слухи, что в начале подготовленного адреса отсутствует установленное обращение «Ваше императорское величество». Это неправда. Я лично держал в руках текст адреса. Правда, существует краткий вариант этого текста и, возможно, те, кто видел только этот вариант, вообразили, что к императору обратились не по форме.
Похоже, что уже удалось преодолеть все затруднения, препятствующие проведению такой встречи. Однако одно затруднение осталось: императорский двор собирается сам определить имена шести допущенных депутатов и настаивает, чтобы в их числе был барон Корф46
, делегат от Санкт-Петербурга. В настоящее время депутаты проводят совещание, чтобы решить, принимать ли условие двора.Если допустить, что все трудности будут преодолены и император примет делегатов, тогда, скорее всего, его ответ, согласованный с министрами, будет звучать следующим образом. Император заявит, что он с пониманием относится к тому, насколько сильно внешнеполитические обстоятельства взволновали руководителей земств. Однако именно из-за такого перевозбуждения земские деятели не могут быть допущены к участию в рассмотрении вопросов войны и мира, поскольку работа по разрешению этих вопросов должна вестись в исключительно спокойной обстановке. Что же касается создания органа народного представительства, то император пообещает активно заниматься решением этого вопроса, поскольку он давно уже размышляет на эту тему.
Вот что делегаты услышат от царя. Если он вообще скажет хоть что-нибудь. Беда заключается в том, что народное собрание в том виде, в каком его предлагает комиссия Булыгина, не устраивает земства.
Июнь 1905 г.
Царь и его народ
Мне невероятно повезло. Власти разрешили мне присутствовать на исторической (в каком-то смысле) встрече императора с народными представителями. Встреча проходила в обстановке строжайшей секретности, и тем не менее я был допущен на нее и не упустил ни единого слова и ни единого жеста.
Случившееся стоит того, чтобы о нем рассказать подробно, потому что это первый в истории случай, когда самодержавие встречается с народом лицом к лицу и даже позволяет народу возвысить свой голос.
Я уже писал о тех трудностях, которые пришлось преодолеть, чтобы эта знаменательная встреча состоялась. Как всегда, при дворе образовались две партии, спорившие между собой по поводу того, кто возьмет на себя ответственность за принятие конкретного решения. Все соглашались с тем, что в стране сложилась крайне опасная ситуация. Но одни полагали, что это свидетельствует о необходимости проведения встречи, а другие – о том, что просьбу о встрече следует отклонить. Совершенно неожиданно на решение царя повлияла позиция Трепова. Нынешний имперский диктатор высказал такую мысль: всех тех, кто, будучи делегатами, на самом деле никого конкретно не представляет, следует арестовать, но, если допустить, что они хоть кого-то представляют, тогда их следует принять.
Император, без всякого сомнения, решил, что арест депутатов московского съезда будет иметь самые неблагоприятные последствия, и поэтому сошлись на том, что депутатов следует принять, но в индивидуальном порядке. Однако министр двора барон Фредерикс сообщил депутатам, что при всем его желании будет крайне сложно организовать встречу императора с господином Петрункевичем47
в связи с тем, что тот слывет революционером. На это ему ответили, что император Австро-Венгрии назначил на пост министра г-на Ондраши, у которого была судимость. После такого аргумента с последними препятствиями было покончено, и вчера в одиннадцать часов утра делегаты вышли из поезда на вокзале Петергофа, где их уже ожидали дворцовые автомобили. Возможно, впервые в истории царской России ливреи лакеев столь резко контрастировали с гражданским платьем народных представителей. Всего явились четырнадцать депутатов. Большинство из них не занимают никаких официальных должностей, причем семеро были одеты во все черное. Всех поспешно отвезли в Александровский дворец48, где министр двора завел их в комнату, стены которой были украшены портретами Вильгельма I, Бисмарка и Мольтке, а также картинами, на которых французы терпят военное поражение. Делегаты нарекли это помещение «немецкой комнатой», и именно из него они отослали императору в конверте свой ставший знаменитым и полный радикальных заявлений адрес.После такого шага об индивидуальных встречах уже не могло быть и речи, к тому же депутаты всячески подчеркивали, что их группа представляет собой сплоченный коллектив, и они не хотели бы утрачивать данный статус. В результате буквально через несколько минут пришел ответ от императора, в котором тот соглашался иметь дело с депутацией.
Из немецкой комнаты народных представителей повели в другое помещение, стены которого были скромно обтянуты перкалью. Император должен был появиться с минуты на минуту, но внезапно представители двора заметили, что на революционере Петрункевиче не было белых перчаток. Полковник Путятин, начальник охраны, немедленно снял свои перчатки и поспешно отдал их революционеру.