1910-я параллель: Охотники на попаданцев (СИ)

Никитин кивнул, подхватив бессознательного молодого человека, а я пошёл к инспекторам. Те уже сидели за столом и черпали серебряными ложками суп из фарфоровых тарелок. По небольшим хрустальным стопочкам уже была разлита водка из стеклянного графина. К моему появлению Маша уже начала таскать второе блюдо. Сашка недавно показал новую закуску на скорую руку, когда на обычный хлеб кладут кусочки копчёного мяса, а сверху трут сыр. Все это быстро греется на противне в печи. Сыр тает, накрывая мясо.

На полноценные печёные блюда времени не было.

— Господа, позвольте полюбопытствовать. С какой целью вы нас инспектировать будете? Если имущество сличать по описям, то я учётные книги принесу, — спросил я, опершись рукой на край столешницы, застеленной новенькой белоснежной скатертью.

— Нет, — произнёс толстяк, опрокинув стопочку в рот. Он скривился и крякнул. — Нас направили проверить вашу компетентность. Дай сюда.

Толстяк небрежно протянул руку, а писарюшка тут же достал из саквояжа желтоватый конверт, опечатанный несколькими сургучными печатями.

— Это предписание на проверку. Ваш отряд понёс потери. Новые сотрудники не справляются, и совершеннейшим образом вызывают недоверие. И мы произведём проверку вашей деятельности.

— Это как? — спросил я с ехидцей. — Будете ждать попаданца? Так, он может месяц не возникать.

— Нет, что вы, — самодовольно произнёс инспектор. Он потянулся за графином с водкой, чтоб налить себе добавки. — Мы наняли артиста из местного, так сказать, театра. Он изобразит пришлого, а вы будете его ловить. Возможно, по результатам ревизии вас передадут из тайной канцелярии в подчинение полиции. Тогда и будете уголовников ловить, сколько вам влезет.

Я промолчал, хмуро глядя на инспектора, а тот продолжил.

— Представьте нам вашу группу. Мы же должны видеть, с кем работаем.

— Разумеется.

Я выпрямился и вышел в общий зал, где сразу подозвал к себе дневального и дал команду на общий сбор.

Первым по лестнице спустился Никитин, одетый, как всегда, в гимнастёрку и сапоги. Мне даже казалось, что он уже и не хочет расставаться с этой формой. Потом почти одновременно спустились Настенька и Аннушка. Ольга же что-то задерживалась.

Мои подчинённые встали в рядочек, после чего я их придирчиво осмотрел.

Если со слегка улыбающимся Сашкой все было нормально, и я только указал ему рукой на расстёгнутую пуговицу, то с остальными творилось что-то неладное.

Одетую в черно-белый наряд сестры милосердия Настю трясло самым натуральным образом. Лицо бледное, губы синие и трясущиеся, зубы стучат. Большие, по пять копеек, ярко-зелёные глаза бегали туда-сюда.

— Что с вами? — мягко спросил я, наклонившись к девчурке.

— Они. Это. Они меня не сожгут? — заикаясь, спросила Настя, у которой под платьем тряслись коленки.

— С чего бы это? — опешив, спросил я, коротко бросив взгляд на дверь в обеденный зал.

— Ну, они ж эти… инспекция. Они ведьм жгут. А я ведьма.

Я замер, пытаясь понять ход мыслей девочки, а рядом, зажимая рот и давясь от смеха, согнулся пополам Никитин.

— Тоже мне, экзорцисты нашлись, — выдавил из себя парень. Он хотел сказать ещё что-то, но подавился новым приступом смеха.

— Настенька, — произнёс я, растянув губы в снисходительной улыбке. — Вы путаете инспекцию с инквизицией.

— Чё, правда, чё ли? — пискнула юная ведьмочка. — А я-то думала. Вот я дура! — воскликнула девушка, на лице которой почти мгновенно заполыхал сочный румянец. Она вдохнула, а потом выдала скороговоркой такую тираду нецензурной брани, что даже мне стало любопытно, откуда столь юная особа знает эти слова. Впрочем, Настя в деревне росла, а не в институте благородных девиц, там все бранью владеют.

Кстати, об институтках. Я сделал шаг в сторону, остановившись перед Аннушкой.

— А с вами что? — спросил я, вглядываясь в потухший взгляд красных, готовых намокнуть горючими слезами глаз.

Девушка медленно покачала головой.

— Тоже дура, — тихо произнесла она.

— Вы сговорились? Тоже инквизиция?

— Нет, — тихо ответила девушка, глядя в пустоту, — просто я дура.

Я вгляделся в полное безразличия лицо. Марк Люций внутри меня молчал. Этот циничный патриций понятия не имел о сострадании и сопереживании. Зато зашептал Евгений. Романтик от природы, он трепетно относился к противоположному полу, посему мог быть искренне деликатным и внимательным.

И как я не сошёл с ума в первые годы? Они же разрывали меня на куски в своём молчаливом противостоянии. Тёмная и светла половинки меня. Сейчас их уже не разделить, они слились воедино, но по первости я просиживал в кабинете, обхватив голову руками или нарочно старясь обжечь пальцы о горячую лампу. Мне казалось, что это дурной сон, от которого я не мог никак пробудиться.

— Давайте потом обговорим, а сейчас соберитесь. Договорились?

Аннушка кивнула, а я поправил у неё на платье кружевной ворот.

— Пойдёмте, — произнёс я, глянув на лестницу в ожидании Ольги, но той не было.