В тот момент против экспорта капиталов поднимались голоса крайне правых и части левых. Так, Брак-Деруссо писал в «Юманите» (2 августа 1907 г.): «Буржуазия сталкивает пролетариев своей страны с пролетариями другой, не столь развитой». В реальности левые силы не были единодушны в оценках. Бельгиец Эмиль Вандервельде выступал против протекционизма во имя социалистического идеала, требовавшего достойной жизни для трудящихся всего мира. Напротив, Жорес пытался укрыться за осторожными формулировками: «Не стоит смешивать интернационализм, который сближает нации, с космополитизмом, который обводит их вокруг пальца. […] Здесь следует соблюдать меру: если французские сбережения – что неизбежно и во многом благотворно – способствуют развитию экономического инструментария за пределами страны, тем важнее, чтобы экспансия французских инвестиций происходила мудро и осторожно, оставляя достаточно средств для национальной индустрии и выбрасывая на рынок лишь ограниченный объем средств»[118]
. Если во время первой волны глобализации мало кто выступал против экспорта капиталов, сегодня, напротив, мы видим, как делокализация промышленных предприятий стала одной из важнейших проблем, стоящих и перед США, и перед Европой.В наши дни старые промышленные страны страдают от деиндустриализации и безработицы – в первую очередь это касается тех из них, кто, подобно Франции, сделал ставку на создание крупных международных групп, а не на сохранение сети промышленных предприятий среднего масштаба, как это удалось Германии и Италии. Доля Франции в мировом экспорте с 1999 по 2011 г. снизилась с 5,8 до 3,8 %. По уровню добавленной стоимости промышленных предприятий Франция отстает в Европе не только от Германии, но и от Испании, Италии и Великобритании. В начале 1980-х гг. во французской промышленности насчитывалось 5,5 миллиона рабочих мест; в 2012 г. их осталось всего 3,26 миллиона.
К чему ведет делокализация предприятий, хорошо видно по катастрофе, случившейся в Дакке (Бангладеш), где 24 апреля 2013 г. рухнуло здание, в котором располагались мастерские, работавшие на крупных европейских, американских и японских дистрибьюторов одежды. Более 1100 рабочих, получавших нищенские зарплаты и трудившихся в ужасающих условиях, погибли под руинами сооружения, которое по изначальному проекту не было приспособлено для того, чтобы ему на крышу установили мощные генераторы! Вот к чему ведет миф о «фирмах без заводов»… Кто мог подумать, что триумф неолиберализма в 1990-е гг. приведет к тому, что Международная организация труда и Всемирная торговая организация превратятся в единую институцию!
Характерная черта второй волны глобализации – экспансия транснациональных корпораций, первоначально в основном американских. Точно так же, как у их европейских и японских коллег, большая часть их торгового оборота, доходов и инвестиций приходится на заграницу. Хотя их деятельность тут не является единственным фактором, именно транснациональные корпорации позволили целому ряду стран сделать рывок в развитии, тогда как до 1914 г. это удалось лишь нескольким сельскохозяйственным государствам и экспортерам природных ресурсов (Канаде, Аргентине, Австралии, Южной Африке и Новой Зеландии).
Новые игроки
Хотя экономический рост и не сократил неравенство внутри развивающихся стран, он позволил государствам, которые еще двадцать лет назад числились среди «отсталых», сделать впечатляющий рывок. В них появился свой «средний класс» (значение этого термина еще предстоит определить), который создал для западных предприятий привлекательный рынок. Следуя по пути Японии, такие страны, как Корея или «малые драконы» Юго-Восточной Азии, по валовому внутреннему продукту на душу населения отныне обгоняют старую Европу. Как и первая волна глобализации, ее вторая волна радикально изменила иерархию ведущих экономических игроков мира.
В 2011 г. ВВП Китая (7298 миллиардов долларов[119]
) вывел его вперед Японии (5870 миллиардов), и Китай стал второй экономикой мира после США (15 117 миллиардов). На протяжении 2001–2011 гг. его экономика в среднем росла на 10,6 % в год (по сравнению с 1,6 % в США; 7,9 % в Индии, чей ВВП все еще остается на уровне 1812 миллиардов; 4,7 % в России, чей ВВП в 2011 г. составил 1841 миллиард; 3,7 % в Бразилии с ее 2429 миллиардами ВВП). Три последних страны дышат в спину крупнейшим европейским экономикам, которые за последние десять лет росли в год лишь на 1 % и, похоже, обречены на долгую стагнацию (Германия: ВВП в 2011 г. – 3574 миллиарда долларов; Франция – 2782; Великобритания – 2475; Италия – 2199; Испания – 1492). В расчете на душу населения ВВП развивающихся государств, конечно, до сих пор сильно отстает от показателей старых индустриальных стран, и новые игроки не застрахованы от экономического спада. Однако важнее всего общий тренд, который не вызывает сомнений.