1914–2014. Европа выходит из истории?

Неконтролируемое разрастание финансовой сферы заставляет все чаще задумываться о том, каковы вообще ее функции: паразитические последствия ее деятельности явно перекрывают финансирование экономического роста, для которого она в принципе и нужна. Из-за спекулятивных операций, которые он питает, финансовый капитализм XXI в. кажется намного более опасным, чем его предшественник, существовавший до 1914 г. Секьюритизация снимает с кредиторов ответственность; выкуп компании за счет заемных средств (LBO) убивает предпринимательский дух. Стремление акционеров к немедленной прибыли препятствует увеличению капитализации в долгосрочной перспективе и т. д.

Чрезмерный рост финансового сектора наконец заставил задуматься о том, что его следует (снова) поставить под контроль, однако попытки, предпринятые по обе стороны Атлантики – Волкером в США, Викерсом в Великобритании и Московиси во Франции, – были довольно робкими. Ограничиваясь полумерами, они не предложили реальных решений, а, скорее, расписались в своем замешательстве. То, что крупнейший французский банк в 2013 г. увеличил бонусы своих трейдеров на 14 %, ясно говорит о том, что логика финансового капитализма не была поколеблена.

В целом динамика глобального рынка ускользает от контроля со стороны правительств и ведет к непредсказуемым последствиям: английские экономисты, ратовавшие за свободную торговлю, не смогли предсказать ни разбалансировавший Европу подъем Германии, ни восхождение Японии в Азии. Точно так же теоретики Чикагской школы и те, кто вдохновлялся их построениями, в 1980-х гг. не могли даже предположить, что в 2012 г. уровень производства в развитых государствах окажется ниже, чем в странах, которые тогда называли отсталыми, а сейчас развивающимися, и уж тем более, что ВВП Китая, по данным Всемирного банка, еще до 2020 г. превысит ВВП США. Что действительно поражает, так это стремительно ускоряющиеся, от первой волны глобализации ко второй, темпы роста: если Великобритания за семьдесят лет, с 1830 по 1900 г., лишь учетверила свое производство, Китай за двадцать лет (с 1992 по 2012 г.) свое удесятерил.

Подобный безудержный рост порой подпитывает безудержный оптимизм: как до 1914 г. лидеры Второго Интернационала уповали на то, что финансовая и промышленная элита позаботится о том, чтобы не допустить войну, с середины 1980-х гг. такие социал-либералы, как Тони Блэр и многие после него, многократно заявляли, что свободный рынок сам по себе гарантирует экономический рост, чьи жалкие крохи они лучше, чем кто-либо еще, смогут перераспределить низшим классам. Кризис, начавшийся в 2008–2009 гг., само собой, умерил их энтузиазм, но полностью не подорвал веру в регулярность подъемов и спадов, заложенную в нормальное функционирование капиталистической экономики. Тем не менее господствовавшая еще вчера эйфория сменилась глухим беспокойством: рациональность финансовых рынков вызывает все больше сомнений. Финансовый капитализм оказался новым Франкенштейном, способным порождать монстров. На Ближнем Востоке и в Восточной Азии вновь, как и в то далекое десятилетие, предшествовавшее 1914 г., замаячил призрак войны.

Стратегические колебания

В отличие от тех времен, когда мир был разделен на две соперничающие коалиции, сегодня, пусть даже сирийский конфликт рискует охватить весь Ближний Восток, страх перед глобальной войной почти отступил. Пять лет назад главным источником беспокойства была «кризисная дуга», протянувшаяся от Западной Африки к подножию Гималаев («Белая книга по вопросам обороны», 2008 г.). Сегодня опасения переключились на Северную Корею и обстановку в Южно-Китайском море. КНР, восходящая звезда XXI в., привлекает к себе все больше внимания. Это вовсе не значит, что с повестки дня сняты угрозы, исходящие из Афганистана и Пакистана, и тем более все хуже предсказуемые «арабские революции» или разворачивающееся в Сирии противостояние шиитского и суннитского фундаментализмов, за которым скрывается все усиливающийся Иран, а также наблюдающийся вплоть до границ Сахеля подъем радикального исламизма. Однако через двенадцать лет после 11 сентября 2001 г. Америка Обамы сменила приоритеты, размышляя, как приручить политический исламизм и, возможно, как примириться с существованием джихадистского терроризма, этого камешка в американском ботинке. Подъем Китая оттесняет «великую войну с террором» на второй план.