1914–2014. Европа выходит из истории?

Сейчас, когда до выборов остался месяц, я рискну сделать следующий прогноз: Ангела Меркель поступит по-меркелевски, т. е. сделает ставку на ту Европу, которую готов принять ее электорат.

Верная этим принципам, она тем не менее не сможет закрыть глаза на тот факт, что жертвы, которые требуют от стран Юга в обмен на оказанную или обещанную помощь, не только пока не принесли никаких плодов, но обрекли всю Европу на долговременную стагнацию. Ангела Меркель, я убежден, – настоящий государственный деятель. Ей придется решить эту квадратуру круга: как одновременно сохранить конкурентоспособность Германии на внешних рынках и ее европейскую миссию?

Едва ли можно поверить в то, что немецкие лидеры до сих пор не разобрались, в каких экономических и финансовых противоречиях увязла единая валюта. Они, конечно, не собираются жертвовать конкурентоспособностью своей экономики на мировых рынках, взяв на содержание погрязших в долгах соседей. Как отметил Жан-Люк Грео, у немецкого великана не такие широкие плечи, чтобы снести всех «карликов европейской экономики», которые хотели бы за него уцепиться. Лидеры Германии, конечно, понимают, каким политическим тупиком обернулась единая валюта, и, вероятно, попробуют сбросить на других ответственность за ее крах. Они не могут не услышать предостережений, публично сделанных Йошкой Фишером: «Ангела Меркель не должна оказаться в роли третьего за этот век немца, который, подобно Вильгельму II и Гитлеру, разрушил Европу». Жан-Люк Грео продолжает свои прогнозы: «Решив, что, пройдя чистилище послевоенных лет, она восстановила свое историческое достоинство, Германия стремится занять достойное ее место в новом мире XXI в. Вместе с Европой или без нее».

Я хочу уточнить его гипотезу, вновь подчеркнув, что европейская идея и выбор единой валюты – это не просто разные, но, на мой взгляд, противоположные друг другу вещи. Германия, вероятно, захочет выпутаться из клубка проблем, в который завел евро, с минимальными потерями, например, играя на европеистских лозунгах, чтобы не поставить под угрозу ни свою экономическую мощь, ни свою демократию, на страже которой стоит Конституционный суд в Карлсруэ. Французским лидерам стоило бы учесть такую возможность как минимум для того, чтобы сохранить будущее европейской идеи в той форме, в какой она приемлема для Германии и, конечно, для самой Франции.

Глава X Как заново выстроить франко-германские отношения

Всякий, кто задумывался о будущем Европы, поймет, что ничего не получится сделать без глубокого взаимопонимания между Францией и Германией. Однако, как своевременно напомнила посол Германии во Франции С. Вазум-Райнер, дружба – не дар небес: «Ее требуется из поколения в поколение укреплять и поддерживать […] Елисейский договор всегда имел общеевропейское значение. Сегодня европейский проект столкнулся с судьбоносными вызовами. Многие кризисы еще далеко не преодолены».

Требуется сразу признать, что ни проект генерала де Голля, ни проект Жана Монне, поддержанный Франсуа Миттераном, так на сегодняшний день и не стали реальностью.

Франция: новое отставание

Французы долго смотрели на Европу как на проект «большой» Франции. Однако, как показали геополитические потрясения 1989–1991 гг., это была ошибка: объединение Германии и расширение Европы сдвинули ее центр тяжести к Востоку. Сегодня Европа совсем не похожа на ту, которая была задумана шестьдесят лет назад в принципиально ином контексте послевоенного восстановления и холодной войны. Центром и крупнейшей экономической силой Европы стала Германия. Давно пора осознать этот факт. В 1980-х гг. Мишель Альбер и «вторые левые» расхваливали французам достоинства «рейнской модели», чтобы убедить их отказаться от французской модели, которую они называли «кольберовской». Однако, по выражению Филиппа Коэна, «наша модель сама сменила модель»: Германия стала адептом англосаксонских финансовых принципов. Банки избавились от региональных предприятий. Социальная защита была частично демонтирована, был дан зеленый свет мелким подработкам, а пенсионный возраст повышен до шестидесяти семи. Хотя средний немец и немного богаче француза, в стране появились социально-неблагополучные зоны. Сейчас в Германии около пяти миллионов «работников-бедняков».