А. А. Брусилов весьма высоко отзывался о боевых качествах этих солдат: «Они великолепно сражались у меня на фронте. Во все время они держали себя молодцами. Я посылал эту дружину в самые опасные и трудные места, и они всегда блестяще выполняли возлагавшиеся на них задачи»96
. Однако генерал, приписывая инициативу создания дружины себе и жалуясь на нежелание Ставки организовать подразделение из чешских военнопленных, забыл упомянуть, что дружина была создана из русских подданных и добровольцев. Использование военнопленных осложнялось не только нежеланием Ставки идти на нетрадиционное решение – создавать вооруженные силы несуществующего государства из подданных государства существующего. 27 ноября 1914 г. представители Московского и Киевского чешских обществ подали докладную записку на имя генерала М. В. Алексеева, в которой они просили русское командование принять следующие меры:1. Шире распространять обращение Верховного главнокомандующего к населению Чехии, Моравии, Словакии и Силезии;
2. При занятии чешской территории издать правительственный акт о независимости и самостоятельности Чехии и низложении власти Габсбургов;
3. Чешская дружина при этом акте должна была рассматриваться как первая военная единица будущего государства, ядро его будущей армии97
.М. В. Алексеев тепло принял представителей этих обществ и поддержал их предложения. Через несколько дней после встречи он обратился к Н. Н. Янушкевичу с просьбой о предоставлении великим князем Николаем Николаевичем аудиенции представителям чешской общины, однако получил отказ98
. Переломить ситуацию ему так и не удалось. Обещания со стороны русских властей совпали с репрессиями их противников. С сентября 1914 г. австрийцы приступили к широким арестам политических деятелей в Чехии. За распространение прокламаций с воззванием Николая Николаевича вводилась смертная казнь. Впрочем, в Чехии и Моравии управление в первые месяцы военного времени было еще относительно мягким. Резко ужесточилось оно в апреле 1915 г., когда возникла угроза перехода русскими войсками Карпат99.Гораздо более жесткие меры австро-венгерские власти применяли с самого начала войны против сербского населения в Боснии и русинского в Галиции. Австрийцы действовали систематично, широко используя практику взятия заложников, административной высылки, арестов, доносительства. За донос на москвофила в Галиции выплачивалась премия от 50 до 500 крон100
. Самые массовые репрессии были направлены Веной против собственных подданных русинов и их духовной и интеллектуальной верхушки101. Австрийская администрация фактически использовала по отношению к собственным подданным режим военной оккупации, к тому же весьма жестокой102. Казни часто были массовыми и публичными, расправы нередко проводились на месте, без какого-либо подобия суда103. Иногда уничтожались целые деревни, причем простое подозрение было достаточным для того основанием. О соблюдении какой-либо законности не приходилось и говорить104.Впрочем, когда дело доводилось до ареста и суда, ситуация почти не менялась. «Быть арестованным и отведенным в военно-полевой суд, заседавший в каждом местечке, – писал русский журналист из Львова после его взятия, – считалось счастьем, ибо в большинстве случаев палачи казнили на месте. Казнили врачей, юристов, писателей, художников, не разбирая ни положения, ни возраста»105
. Казням подвергались женщины и дети, особо жестко австрийцы действовали после поражения, когда их разбитые части бежали от русской армии106. Весьма характерную историю пришлось услышать командиру 21-го армейского корпуса генералу Я. Ф. Шкинскому в деревне Дзибулки под Львовом. Местный священник вместе с дочерью был арестован и приговорен к смертной казни по обвинению в государственной измене. Вина отца заключалась в принадлежности к православной церкви и значительном авторитете среди прихожан, вина дочери – в том, что обучала детей русским песням. От повешения их спас только приход русских войск107. Всего в результате геноцида, развязанного австрийцами в 1914–1918 гг. в Галиции, Карпатской Руси и на Буковине, погибли более 150 тыс. мирных жителей108.