1914 год. Начало

Столичная пресса пока вела себя достаточно сдержанно, за исключением «Утра России», где 8 (21) октября появилась откровенно провокационная статья Г А. Ландау «Брат-немец», призывавшая бороться с «внутренними немцами» – чиновниками, коммерсантами и помещиками, не опасаясь шовинизма, которого нет и не будет в русском народе. Впрочем, журналиста не пугала перспектива жертв на этом пути: «Невинно пострадавших здесь быть не может, и как бы ни потерпели они при этом материально или духовно, несправедливости и зла от этого будет бесконечно меньше, чем если бы хотя бы одного из уцелевших в этой беспримерной бойне русских заставить снова склонить голову перед ярмом немца, считающего его скотом, свиньей и хамом»³¹. Вскоре эти призывы были услышаны. 9 (22) октября последовало решение императора о призыве в армию студентов. Оно вызвало весьма бурную и радостную реакцию, по городу прошли патриотические демонстрации³².

На встрече с А. А. Адриановым была принята телеграмма на высочайшее имя, в которой говорилось: «…московское студенчество, преисполненное верноподданнических чувств, спешит повергнуть к стопам Вашего Величества чувства бесконечной любви и беспредельной преданности и горячую благодарность за дарованную ему высокую милость – немедля встать в ряды победоносной армии Вашего Величества, и клянется верой и правдой, не щадя своего живота, служить своему обожаемому Монарху и дорогому Отечеству»³³. Ректор Императорского Московского университета М. К. Любавский, директор Лазаревского института П. В. Гидулянов, директор Института инженеров путей сообщения Н. Д. Тяпкин, директор Сельскохозяйственного института И. А. Иверонов и другие полностью поддержали патриотический порыв молодежи³⁴. Торжества продолжились, но вскоре приобрели неожиданный характер. В ночь с 10 (23) на 11 (24) октября 1914 г. «вековая тишина» в Москве была нарушена.

10 (23) октября 1914 г. после молебна на Красной площади молодежь с криками «Долой немцев!» начала растекаться по городу и нападать на магазины, принадлежавшие людям с немецкими фамилиями. Наряды конной и пешей полиции старались помешать хулиганам³⁵. Официальное сообщение гласило: «Прибывшая полиция быстро восстановила порядок. Десять человек арестованы»³⁶. Восстановить порядок на самом деле было не так уж просто, в ходе погрома пострадало около 30 немецких фирм³⁷. Кроме того, жертвой толпы стали русская (товарищество М. И. Кузнецова), английская и две бельгийские фирмы, а также здание на Мясницкой, в котором под флагом Красного Креста находился госпиталь с 100 ранеными (там же располагался немецкий магазин), пострадали несколько семей русских немцев (одна из них накануне потеряла сына-офицера на фронте)³⁸. Город представлял собой страшное зрелище. «Я проехал по Мясницкой, – писал журналист «Речи». – Точно неприятель побывал на одной из главных деловых артерий города. Было жутко и стыдно глядеть. Зияли дыры на месте окон, поблескивало на электрическом свете битое стекло, белели доски, которыми наскоро зашиты злополучные магазины. То же, хотя и не так часто, – на Кузнецком Мосту, на Петровке, Арбате»³⁹.

В ответ на подобное проявление патриотических чувств немедленно последовали энергичные протесты, в том числе со стороны студенческих организаций Императорского Московского университета, которые были опубликованы в «Русских ведомостях» и «Речи»⁴⁰. Уже на следующий день после погрома А. А. Адрианов сделал объявление, в котором осудил погромы и предупредил, что в случае их повторения будет действовать жестко. «Возмутительно, – заявлял он, – когда толпа прикрывает свое преступное деяние патриотическим песнопением. Народный гимн – это молитва. Сопровождать же молитву безобразием – кощунство»⁴¹. Одновременно им был издан приказ, обязывавший всех германских и австро-венгерских подданных в течение трех дней встать на учет и сдать любое оружие, имевшееся у них дома. Нарушители подвергались штрафу в 3 тыс. рублей, тюремному заключению или аресту⁴². Утром 11 (24) октября на дверях московских магазинов, подвергшихся нападениям, появились объявления «Служащие и рабочие – русские подданные»⁴³.

В тот же день петроградский градоначальник генерал-майор князь А. Н. Оболенский издал распоряжение развесить во всех торгово-промышленных заведениях города объявления «Просят не говорить по-немецки». Такие же надписи сразу же появились во всех публичных местах, включая трамваи⁴⁴. 14 (27) октября А. Н. Оболенский предложил всем австро-германским подданным, проживающим в Петрограде (таковых оказалось свыше 13 тыс.), покинуть столицу и Россию в течение двух недель. Исключение делалось только для больных, проходящих курс лечения, славян, французов, итальянцев и православных. Было подано около 10 тыс. прошений о переходе в русское подданство, часть австрийских подданных (в основном это были чехи) начала принимать православие⁴⁵. В результате к 29 октября (11 ноября) из Петрограда в финляндский город Раумо выехали 3800 человек, а оттуда они переезжали через Ботнический залив в Швецию⁴⁶.