1914 год. Начало

5 (18) июля австрийский посол в России граф Фридрих Сапари встретился с С. Д. Сазоновым и поручился ему «за миролюбие своего правительства». Тем не менее поступавшие в русский МИД сообщения вызывали опасения. С. Д. Сазонов оказался перед сложной дилеммой: демарш в Вене с советом воздержаться от военных действий против Сербии мог быть истолкован как угроза и только ухудшить обстановку. Тем не менее 9 (22) июля русскому послу в Австро-Венгрии была отправлена телеграмма: «Благоволите дружески, но настойчиво указать на опасные последствия выступления Австрии, если оно будет иметь неприемлемый для достоинства Сербии характер. Французскому и английскому послам в Вене поручается преподать советы умеренности»⁶. Дружеские советы не помогли.

9 (22) июля «Биржевые ведомости», ссылаясь на своего корреспондента в Вене, сообщили читателям, что в ближайшие дни следует ожидать вручение австро-венгерской ноты Сербии: «Австрийская нота будет вежливой по форме, но энергичной по существу… Австрийская нота будет носить ультимативный характер, причем Сербии будет дано 48 часов для ответа»⁷. В шесть часов вечера 23 июля австрийский посол в Белграде барон В. Гизль фон Гизленген предъявил сербскому правительству ультиматум неслыханной жесткости, принятие которого нарушило бы сербский суверенитет⁸. Этот документ получил безусловное одобрение со стороны германской дипломатии и общественного мнения. С юридической точки зрения, требования Вены выглядели явным нонсенсом: формально Австро-Венгрия решила наказать Сербию за преступление австрийского подданного сербской национальности. Что касается покушений, то с 1912 г. и сербы, и хорваты, и босняки-мусульмане неоднократно покушались на жизни высокопоставленных австрийских чиновников и членов императорской фамилии, не исключая и самого Франца-Иосифа⁹.

Однако тогда Вена и Берлин не были еще готовы к большой войне, а потому не последовало такой единодушной реакции на покушениями. «Все утренние газеты [без различия оттенков] относятся очень сочувственно к решительному тону, принятому Австрией, – докладывал 11 (24) июля 1914 г. русский поверенный в делах в Берлине, – даже и те немногие, которые признают неприемлемость для Сербии поставленных ей условий. Особенно резок [полу]официозный «Локаль анцейгер», который говорит, что обращение Сербии в Петербург, Париж, Афины и Бухарест излишни, и заканчивает, что немецкий народ вздохнет свободно, узнав, что наконец станет ясным положение на Балканском полуострове»¹⁰. В тот же день на заседании венгерского парламента действия Министерства иностранных дел получили полную поддержку как со стороны главы правительства Венгрии графа Иштвана Тисы, так и со стороны главы оппозиции графа Дьюла Андраши¹¹.

Узнав условия ультиматума, С. Д. Сазонов сразу же отреагировал: «Это – европейская война»¹². Уже 11 (24) июля стали приходить многочисленные свидетельства о концентрации австро-венгерских войск по рекам Саве и Дунаю, пограничный Землин был переполнен солдатами¹³. Министр немедленно позвонил императору с просьбой принять его для личного доклада, чего не было ни разу за предыдущие шесть лет пребывания его во главе внешнеполитического ведомства. С. Д. Сазонов не сомневался, что истинным вдохновителем этого документа являлся Берлин. Опасность была весьма серьезной, сама обстановка требовала принятия быстрых и решительных мер¹⁴. Время австрийского выступления, которое можно смело назвать австро-германским (германский министр иностранных дел заявил, что отказывается даже думать о том, чтобы умиротворяющим образом воздействовать на Вену)¹⁵, было выбрано не случайно.

Тревожных сообщений до ультиматума Белграду не было, практически везде события шли своим чередом. Николай II, проведя несколько недель в Крыму, отдыхал с семьей в финских шхерах. Яхта «Штандарт» пришла туда же из Черного моря, обогнув всю Европу и пройдя через Кильский канал за четыре недели до начала войны. В Петербурге готовились к официальному визиту Р. Пуанкаре¹⁶. 6 (19) июля императорская семья прибыла на «Штандарте» в Кронштадт, где перешла на борт яхты «Александрия». На следующий день на Малый Кронштадтский рейд прибыла французская эскадра. Начались праздничные мероприятия. 7 (20) июля они проходили в Кронштадте и Петергофе¹⁷, на следующий день переместились в Петербург¹⁸. 9 (22) июля Николай II и Р. Пуанкаре после высочайшего завтрака в Петергофе отправились в Красное Село, где совершили объезд военного лагеря¹⁹.