Вскоре эта убежденность была забыта, но зато по мере того, как русские армии отходили назад, вновь оживала тема шпионов и предателей, направленная прежде всего против военного министра. 29 апреля (12 мая) на приеме в Царском Селе великий князь Андрей Владимирович затронул эту проблему: «…вообще против Сухомлинова ведется страшная кабала. Все его обвиняют, и это крайне несправедливо, так как он все же много сделал для армии. Я спросил у Государя, слыхал ли он про эту кабалу. «Кому ты это говоришь, знаю и слишком хорошо, но в обиду его не дам и скорее сам восстану за него, но его не тронут. Завистников у него очень много. Хотели его вмешать в дело Мясоедова, но это им не удастся»4
. Между тем газета А. И. Гучкова продолжала развивать мясоедовскую историю, намекая пока только на то, что тот оказывал услуги женам высокопоставленных чиновников в перевозке контрабанды через границу5.Общественность действовала не только через прессу. В первые дни австро-германского наступления под Горлице в Ставку приехал М. В. Родзянко. Его целью было добиться от Николая Николаевича поддержки для создания Особого совещания по снабжению армии, в состав которого должны были войти и представители общественности. Настроение в Ставке, по словам председателя Думы, было подавленным. Уже стало ясно, что наступление в Карпатах провалилось. М. В. Родзянко уговаривал великого князя «не только говорить, но и требовать» изменений в правительстве, имея в виду Н. А. Маклакова, В. К. Саблера, И. Г Щегловитова и В. А. Сухомлинова6
. Вместе с М. В. Родзянко Барановичи посетили единомышленники – банкиры и предприниматели В. П. Литвинов-Фалинский, А. И. Вышнеградский и А. И. Путилов. В результате обсуждения проекта председатель Государственной думы получил возможность сделать доклад императору о предлагаемом новом органе по организации работы промышленности7.Николай Николаевич и сам поддерживал такого рода планы и воспользовался для их реализации приездом Николая II в Барановичи. Это, безусловно, никак не способствовало нормальной работе Ставки, равнявшейся на своего главу. 3 (16) мая 1915 г. Ф. Ф. Палицын записал в своем дневнике: «Живя здесь (то есть в Барановичах. –
В Ставке метались из стороны в сторону и все более обращали внимание на положение в глубоком тылу. Там разворачивалась волна германофобии, которая вскоре завершилась весьма прискорбными событиями. Еще в начале войны контрразведка предприняла ряд разумных мер по запрету филиалов пангерманских обществ, прежде всего в Остзейском крае. Без сомнения, часть немецкого дворянства симпатизировала своей праматери и даже покинула пределы России, вступив в райхсвер9
. Однако лекарство, на мой взгляд, оказалось гораздо хуже болезни. «Администрация свирепствовала вовсю, – вспоминал депутат IV Государственной думы С. И. Шидловский, – и изгоняла без всякого повода каждого, кто только мог быть заподозрен в прикосновенности к немецкой национальности, и много было совершено при этом вопиющих несправедливостей. Каждый администратор старался найти у себя немца и изгнать его»10. Причины для подозрительности и недовольства были.В Курляндской, Рижской и Эстляндской губерниях весьма активно действовали различные немецкие просветительские общества, в немецких школах насаждались идеи превосходства германской культуры над всем остальным миром вообще и над славянами и русскими в частности; в фирмах и поместьях, принадлежащих русским немцам, работали немецкие и австро-венгерские подданные и т. п.11
Разумеется, с подобным положением дел нельзя было мириться. Невозможно было и сохранить свободу финансовой деятельности для предприятий, принадлежавших австро-германскому капиталу, и оставить в неприкосновенности достаточно высокий статус многих его представителей в России. Правительство постепенно вводило меры, направленные против них.