1916 год. Сверхнапряжение

В 1915–1916 гг. только 15 % румынской нефти шло на экспорт, по сравнению с 65 %, вывозившимися в 1913–1914 гг.⁹² Но значение румынского экспорта военного времени трудно описать цифрами. Эти поставки существенно облегчали продовольственное положение Германии и Турции. Более того, германский военный министр считал, что без поставок румынской нефти Германия не продержалась бы уже в 1916 г.⁹³ Для того чтобы сорвать поставки, прежде всего зерна, центральным державам, в начале 1916 г. Англия и Франция пошли на большие закупки его в Румынии. Германский посланник в Бухаресте был вынужден выступить с протестом против этой акции. Румынское правительство, опасаясь возможных действий со стороны Берлина и Вены, сделало запрос о русской позиции в случае ультиматума. Уже 28 января 1916 г., после консультаций с премьер-министром А. Брианом, Жоффр отправил генералу По телеграмму, в которой предлагал убедить Алексеева разместить как можно быстрее русские резервы в непосредственной близости от румынской границы. Одновременно генерал Саррайль получил приказ имитировать подготовку наступления на Салоникском фронте⁹⁴. Вскоре напряженность в германо-румынских отношениях спала, 3 февраля 1916 г. Гофман отмечает в своем дневнике: «Наше министерство иностранных дел довольно поведением Румынии. Вопрос об импорте зерна, как и других продуктов, решен удовлетворительно»⁹⁵. Сама логика событий, с одной стороны, ослабляла стойкость румынского нейтралитета, а с другой, привлекала внимание военных лидеров Антанты к Балканам.

В русском Генеральном штабе предполагали, и, судя по всему, к этому мнению склонялся и император, что Румыния выбрала такую же тактику, что и в 1913 г. – выждать для своего выступления решающий момент в самом конце войны. В то же самое время русские военные в большинстве своем невысоко оценивали румынскую армию, а дипломаты считали, что за свое выступление Бухарест требует плату, превосходящую реальную ценность возможных действий этого потенциального союзника⁹⁶. Эти соображения не были лишены оснований. Еще 20 апреля (3 мая) 1915 г. румынский посланник в России заявил, что в случае, если румынские требования будут приняты и если Россия окажет помощь Румынии оружием и боеприпасами, то «от России будет зависеть указать самый день выступления Румынии, так как последняя будет не только готова, но считает в своих интересах необходимым возможно быстрое нанесение первого удара Австро-Венгрии»⁹⁷.

Территориальные претензии Бухареста а отношении Буковины тогда уже вызвали удивление у Сазонова, который напомнил румынскому представителю К. Диаманди, что между Россией и Румынией 18 сентября (1 октября) 1914 г. было заключено соглашение, по которому будущее распределение земель ставилось в зависимость от состава проживающего на них населения⁹⁸. Торг продолжался долго, но Сазонов, при полной поддержке Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича (старшего), тогда был настроен на то, чтобы отвергнуть требования Бухареста⁹⁹. Наступление австро-германцев многое изменило. В конце июня 1915 г. русский МИД согласился на все требования румын относительно Буковины при условии, что они выступят не позже конца августа¹⁰⁰. Румыния осталась нейтральной. Таковы были партнеры и потенциальные союзники.

Весной 1916 г. наметился отход правительства Братиану от политики нейтралитета. Первыми отреагировали на это изменением своей позиции по Балканам французы. В личном и секретном письме от 8 мая 1916 г. командовавшему английскими силами на Салоникском фронте Робертсону генерал-майор Дж. Милн сообщает о предложении Жоффра провести комбинированное наступление на этом направлении, «против чего мы и наше Правительство всегда возражали». Все внимание Робертсона было приковано к Западному фронту. Ллойд-Джордж вспоминал: «Французы всегда раздражали его и разжигали все его упрямство. Вот почему они называли его: генерал “Non-non” (“Нет-нет”); таков был его первый импульс по отношению ко всем их требованиям и предложениям. Бриан однажды сказал мне: “Робертсон говорит «нет», еще не расслышав, в чем заключается предложение”»¹⁰¹.

Слова у Робертсона не расходились с действиями. Поскольку единого союзного командования на этом фронте не было, перед Милном ставилась задача не допустить распыления британских войск и удержать их под исключительным британским командованием¹⁰². Милн был личным другом Робертсона и скрупулезно выполнял его инструкции, что вызывало жалобы и нарекания Саррайля¹⁰³. Однако даже Милн считал необходимым окончательно решить вопрос о смысле пребывания британских войск в Салониках, тем более что сам он в успех операции не верил, выходить за пределы укрепленного лагеря не хотел. Смысл ответа Милна (12 мая 1916 г.) Робертсону сводился к следующей фразе: «Я полагаю, что необходимо точное определение нашей будущей политики, иначе мы можем быть втянуты в непредвиденные операции, основанные на термине “ограниченное наступление”»¹⁰⁴.