1917–1920. Огненные годы Русского Севера

Фронтовые офицеры сразу поняли негодность ополченских дружин для боевых действий. Их стали использовать для решения небоевых задач. Они охраняли дороги и склады, выступали перед солдатами, уговаривая их воевать, отвозили на фронт продовольствие. Создать русский шюцкор из ополчения не удалось. Но этого и не могло быть, т. к. в финский шюцкор входили люди в первую очередь призывного возраста, умеющие, в силу финской специфики, обращаться с оружием, а основу ополчения составляли люди, освобожденные от воинской службы даже в военное время. Идея белой гвардии пугала рабочих, вызывала ненависть в социалистических кругах. Соколов писал об ополчении: «Национальное ополчение <…> вылилось, в конце концов, в затею дорого обходившуюся и бесполезную. Посланные на фронт ополченцы тот час же утекали оттуда в тыл под самыми благовидными предлогами, заполняя лазареты, эвакуационные пункты и санитарные поезда»[428].

Добровольческие дружины, созданные в других городах Архангельской губернии, были довольно малочисленны. В этих городах была тонкая прослойка образованной молодежи, интеллигенции. Уровень многих местных купцов, лесопромышленников, торговцев был крайне низок, и мысль о необходимости самим участвовать в борьбе за свободу родного края была им чужда. Но в Архангельске успех был полный.

Только добровольное ополчение могло представлять собою внушительную силу по наведению порядка в городе. В обстановке августа 1919 г., ввиду предстоящей эвакуации союзников, Миллер решил поставить под ружье всех, кто мог носить оружие. 18 марта 1919 г. был издан приказ о том, что все мужчины призывного возраста, не служащие в армии, не записавшиеся в ополчение, лишались продовольственных карточек. С 23 августа 1919 г. на службу в ополчение стали призывать жителей рабочих районов Архангельска. Трудно понять логику Миллера, отдавшего подобный приказ. Видимо, прошедшая весной и летом волна восстаний в полках Северной армии на фронте его ничему не научила. Зачем нужно было призывать в ополчение жителей городских окраин Архангельска, в подавляющем большинстве ненавидящих белую власть и ждущих прихода Красной армии как манны небесной?

Эта мера способствовала росту числа ополченцев, но качество их резко ухудшилось. Могучий, уехавший на Белое море и в Норвегию для заготовки рыбы, вернувшись в конце августа, застал совсем другую картину: «…это не те ополченцы, что были весной, а есть много нового элемента, который, как видно было, шел неохотно для несения караульной службы по ночам, а старались по разным причинам оттянуть свою очередь до следующего вызова; новый набор ополченцев по призыву правительства, нам, старым добровольцам ополченцам, не особенно нравился, и мы тяготились ими, так как большая часть из них была социалисты, противники борьбы с большевиками, но громко пока они не смели себя показать»[429]. Видимо, общая численность ополченцев составляла около 4 тыс. человек. Из них в самой большой части – Архангельской дружине насчитывалось около 2 тыс.[430]

К сожалению, патриотический порыв архангельской интеллигенции, учащихся старших классов, буржуазии не поддержало большинство жителей Северного края. И все же тысячи партизан и ополченцев показали, что значительная часть населения Северной области была готова до конца бороться с большевиками. Призыв поэта, автора «Песни ополченцев», писавшего:

Полно жить в домах-покоях.
Вот ваш дом – шатер небес.
Ну, скорей патроны в пояс
И с ружьем наперевес,

так и не был услышан большинством населения.

4. Восстания в вооруженных силах Северной области

Почему же в белых войсках Севера одно за другим вспыхивали восстания? Не осталось ни одного полка, в котором не было восстания или заговора. Это привело к уходу союзников. В конце концов, восстало подавляющее большинство фронтовых частей, и в феврале 1920 г. белый фронт рухнул. Как это объясняли очевидцы?

Марушевский называл основной причиной восстаний интенсивную пропаганду большевиков[431]. Полевой прокурор войск Северной области Добровольский считал также. Другую причину он видел в характере простого русского человека – «моя хата с краю» и что «до нас, мол, далеко и потому это нас не касаемо»[432]. Эсер Соколов, как и положено истинному социалисту, во всем винил «проклятых офицеров», даже в том, что к ним в дома врывались солдаты и резали их спящими. Восстание двух батальонов 3-го полка на Двинском фронте в Тулгасе он объясняет следующим образом: «…многие офицеры по примеру своего командира были не чужды пьянству <…>. Их предупреждали, они отвечали – “нас любят солдаты”. Но это была неправда, далеко неправда. Солдаты были распущены, предоставлены самим себе, жили собственными настроениями. А офицерство? Оно ничего не знало о “думах” своих солдат»[433]. Прямо-таки не бунт, а кампания борьбы с пьянством.