1917–1920. Огненные годы Русского Севера

Через несколько дней после событий на Двинском фронте произошло восстание в одном из батальонов 8-го стрелкового полка на Пинежском фронте. Поводом к нему послужил обмен денег. Добровольский описывал причины этого события: «Правительство отдало распоряжение о перфорации (штампелевании) царских, думских и керенок, объявив известный срок, в течение которого они должны были быть предоставлены для перфорации, после истечения которого непроштампелеванные денежные знаки перечисленных категорий подлежали изъятию из обращения <…> для штемпелевания деньги отбирались у населения под расписки, и оно оставалось на продолжительный срок без денежных знаков, <…> что вызвало неудовольствие, ибо мешало обычной торговле»[442]. Правительство, принимая решение о реформе, не продумало, как осуществить ее в кратчайшие сроки, чтобы не оставлять армию и население без денег. Единственная правительственная типография успела проштемпелевать только крупные купюры. Ими стали платить жалованье армии, но солдаты не могли ни обменять, ни использовать эти деньги. Это вызывало неудовольствие армии и населения. Большевистская пропаганда умело использовала этот неудачный обмен денег. Мероприятие было осуществлено по энергичному распоряжению Верховного правителя России адмирала Колчака, для изъятия из обращения денежных знаков, выпущенных еще правительством Керенского. Эта мера и в Сибири вызвала массовое недовольство среди солдат белой армии и крестьян и считалась одной из причин быстрого падения режима Верховного правителя России.

Свою роль сыграла неэффективная работа правительства, не позаботившегося вовремя снабдить крестьян семенами для посева. В трудных природных условиях Русского Севера часто вспыхивали конфликты между селами за покосы, за расчистки. Это вызывало напряженные отношения между крестьянами Нижней Пинеги и крестьянами Верхней Пинеги. Крестьяне Нижней Пинеги, проживавшие в районе, занятом белой армией, были очень недовольны призывом в армию и считали, что он происходит из-за крестьян Верхней Пинеги, которые в результате зверств красноармейцев осенью 1918 г. создали белые партизанские отряды. Эта ненависть, усиленная красной пропагандой, неудачной финансовой политикой архангельских властей, спровоцировала восстание, начавшееся с убийства офицеров. Несколько офицеров, не желавших попасть живыми в руки своих собственных солдат, подорвали себя гранатами. Через несколько часов восстание было подавлено жесточайшим образом, ротами верхне-пинежских партизан, под руководством командующего русскими войсками Пинежского фронта полковника П. А. Дилакторского. Эти события еще больше усилили ненависть между крестьянами на Пинеге. Современный российский историк О. М. Морозова, используя материалы архангельских архивов, писала: «В воспоминаниях Ф. С. Никулина о боях на Пинежском фронте в 1919 г. говорится о том, что после обстрела шрапнелью позиции противника под Высокой Горой было много убитых и раненых. Раненым помощь не оказали, и за зимнюю ночь они замерзли. Наутро после боя их не похоронили, а пустили под лед в прорубь. Существует информация о расстрелах белыми подростков, отцы которых были в партизанах <…>. По воспоминаниям Е. И. Шехина, в бою за деревню Прилуки 3 июля 1919 г. “красноармейцы сами под себя бомбы пускали, но не давались в руки врагам”. А в период окончательного отступления <…> белых сопротивление было особенно отчаянным; как объяснял это И. Ф. Канев, все были местные жители, партизаны-добровольцы; отступать им было некуда, поэтому они не сдавались и в окружении»[443].

Восстание на Пинеге показало русскому командованию, что бунт батальона 3-го полка не был изолированным явлением. Для предотвращения восстаний необходимы были особые меры. Марушевский не мог придумать ничего лучше, как сформировать заградительные отряды, столь успешно применяемые красными. Но если в Красной армии большинство бойцов этих отрядов были российскими гражданами, то в Северной армии командование могло положиться в основном на иностранцев. Марушевский прямо писал об этом: «Восстания в Тулгасе и на Пинеге легко подавленные, однако, только подтвердили необходимость наличия в отрядах хотя бы небольшого числа иностранных войск <…> хотя бы небольшая иностранная сила обеспечивала свободу действий каждого войскового начальника, охраняя его жизнь от покушений». Видимо, Марушевский сам не понимал всего ужаса своих слов. Доверять можно и партизанам, но «лишь до тех пор, пока они стоят в районах своих деревень»[444]. Видимо, Миллер, фактический диктатор Северной области, был согласен с Марушевским, т. к. его личная охрана состояла из датских добровольцев. Такое отношение командования к солдатам, а оно не могло быть иным после бунтов, лучше всего показывает, на чьей стороне были симпатии большинства населения Северной области в Гражданской войне.