1917–1920. Огненные годы Русского Севера

План генерала Пуля состоял не только в захвате Архангельска. Он собирался захватить Онегу и развить наступление на станцию Обозерская, заняв которую союзники отрезали бы пути отступления красноармейцам, бежавшим из Архангельска. Но сил для нескольких операций не хватало. Наступлением на Онегу руководил британский полковник К. Д. М. Торнхилл. 31 июля английский отряд захватил Онегу и выступил через Чекуево на Обозерскую, но, столкнувшись с упорным сопротивлением, отступил. Основные силы экспедиции плыли на Архангельск. К вечеру 2 августа союзный флот приветствовали в Архангельске, освобожденном подпольщиками. Фрезер через много лет вспоминала этот вечер: «…появился первый корабль флотилии, за ним – другие. Тут были все флаги: русские, английские, французские, американские. Они медленно и величественно шли друг за другом в четком строю на розовом фоне заходящего солнца. Толпа на мгновение, затаив дыхание, замерла, а потом раздались приветственные возгласы, становившиеся все громче и громче с каждым появлявшимся кораблем. Звуки наших голосов отражались эхом от воды и достигали слуха людей, стоявших на палубах. Они тоже кричали нам, махая головными уборами. Никогда еще берега нашей реки не видели столь величественной армады. Я не забуду ни этого волнующего зрелища, ни слов пожилой женщины рядом со мной. По ее лицу текли слезы, и она, крестясь, повторяла: “Слава тебе, Господи…” Так началась_{союзническая интервенция»}

[112]

. Рады были и союзники. Министр иностранных дел Франции С. Пишон восторженно поздравлял Нуланса: «Объявление о занятии без боя Архангельска союзными войсками <…> является первым результатом интервенции в Северную Россию, за которую вы выступали с самого начала, и ваши настойчивые, но всегда разумные и энергичные действия привели к успеху. Я счастлив предоставленной возможностью выразить вам мои личные поздравления и объявить вам благодарность Правительства за осмотрительность и смелость, с которой вы осуществили такую важную и трудную миссию»[113]

.

Но положение дел было далеко от идеалистической картины, нарисованной Пишоном. Особенности Северного края, где в конце августа начинаются проливные дожди, а местность превращается в непроходимые болота, требовали быстрых и решительных действий. Спешить надо было и потому, что в первые дни после высадки большевики были в шоке и панически отступали. На Двинском направлении они отступили до Котласа в 625 км от Архангельска, без всякого боевого соприкосновения с противником. Такая же паника царила в Москве. Локкарт писал: «Четвертого августа Москва пришла в возбуждение: союзники высадились в Архангельске. В течение нескольких дней народ был во власти всевозможных слухов: союзники высадили значительные силы. Некоторые доводили их число до 100 000. Не менее двух дивизий. Японцы должны были двинуть семь дивизий из Сибири на помощь чехам. Даже большевики потеряли голову и в отчаянии начали упаковывать свои архивы. В разгар кризиса я увиделся с Караханом. Он говорил о большевиках, что они уже погибли. Но они все же не сдадутся. Они уйдут в подполье и будут бороться до конца»[114]

. Но через несколько дней большевистские лидеры узнали правду. Во время следующей встречи с Локкартом Карахан держался по-другому: «Лицо его расцвело улыбкой. Подавленное настроение последних дней исчезло, и было очевидно, что он не притворялся. “Положение не опасно, – сказал он, – союзники высадили всего несколько сот человек”»[115].