– Мы слишком много времени тратим на заседания. Мы должны действовать и проявить все свои лидерские и организационные способности. Давайте перестанем уповать на то, что толпа вновь вернется под наши стены и мы станем властителями ее дум и помыслов. Время упущено, господа, и нам всем нужно, засучив рукава, взяться на тяжелую практическую работу на местах, вместо того чтобы вырабатывать здесь пустые планы и лишенные реального обеспечения проекты решений. Поэтому я предлагаю уважаемому Николаю Виссарионовичу взять солдат и отправиться на улицу спасать революцию. Я предлагаю назначить господина Некрасова нашим комиссаром путей сообщения и поручить ему занять свое рабочее место в Министерстве. Возьмите под контроль Министерство путей сообщения и возьмите в свои руки препятствование всяким перевозкам вокруг Петрограда. Сделайте это, и мы все прекратим гадать на кофейной гуще. Точно так же и с остальными вопросами…
Побагровевший Некрасов не стал ждать, когда же Керенский наговорится, и тут же его со злостью перебил:
– А что же вы сами, глубокоуважаемый Александр Федорович, лишь разговоры разговариваете? Почему бы вам не прекратить выступления в безопасности этого здания и не отправиться в казармы? Вы же сами только и делаете, что выступаете с речами! То здесь, то в Екатерининском зале, то в зале заседаний!
Керенский покровительственно кивнул и с пафосом ответил:
– Я, господин Некрасов, отправлюсь сразу вслед за вами! А пока я выступлю в упомянутом вами Екатерининском зале, и даже в том самом зале заседаний! Я выступлю на площади перед Таврическим дворцом! Я вдохновлю добровольцев! Мы должны сформировать революционные отряды и взять под контроль Министерство путей сообщения, все вокзалы Петрограда. Кроме того, необходимо захватить железнодорожные узлы Царского Села, Гатчины и Тосно для блокирования переброски в столицу царских войск с юга. Для этого нам срочно необходимо поднять восстание в гарнизонах Царского Села и Гатчины! Мы должны продержаться несколько дней любой ценой, пока восстание не охватит другие города. До тех пор, пока нас не признают союзники. Сегодня же отряды сознательных граждан новой России выедут в эти очаги царизма и деспотии! Мы выкорчуем эту заразу! Я иду на площадь! А на вашу унизительную попытку умалить мою роль в революции, дорогой мой Николай Виссарионович, я гневно отвечу: я тоже не буду сидеть в Таврическом дворце. Я сам отправлюсь к войскам. И не куда-нибудь в казарму, как вы изволили сейчас выразиться, а в сам Кронштадт!
Керенский, опрокинув стул, выбежал из зала. Родзянко мрачно проводил его взглядом. Что-то екнуло внутри от нехорошего предчувствия…
На бланке начальника Штаба Верховного Главнокомандующего
Император Всероссийский изволил гневаться. Фредерикс, Воейков и Нилов молча ждали, пока государь закончит выражать свое негодование. Наконец Николай Второй заявил:
– Кругом измена и трусость и обман! Михаил тоже хорош! Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость! Владимир Николаевич, садитесь, я буду диктовать высочайшее повеление!
Воейков принялся записывать под царственную диктовку.
«1. Деятельность самозваного Комитета спасения народа и России прекратить, все решения и распоряжения этого комитета отменить, все отпечатанные “Обращения ВЧК” изъять и уничтожить.
2. Генералу Иванову взять под домашний арест всех участников самозваного Комитета по обвинению в измене государю императору.