1917: Да здравствует император!

Горшков принялся качаться с носка на пятку, издавая сапогами ритмичный скрип.

Мостовский вытащил револьвер и озабоченно изучил количество патронов в барабане. Затем вытащил из кармана патроны и, откинув барабан, начал методично снаряжать его.

Наконец две минуты истекли.

Штабс-капитан резким движением захлопнул барабан и прокрутил его. Лукомский вздрогнул и покосился на Мостовского. Тот встал. Горшков перестал издавать скрип. Генерал затравленно оглянулся на меня и поспешно спросил:

– Что я должен сделать?

Я пожал плечами.

– Мне кажется, я уже объяснял. Садитесь за стол и пишите рапорт государю.

Лукомский двинулся к столу, но наткнувшись на тело Алексеева, вздрогнул и пошел вокруг.

Затем, взяв листы бумаги и занеся над ними ручку, он вдруг спросил:

– А я могу раскрыть заговор совместно с генералом Гурко?

Я усмехнулся своим мыслям, а затем кивнул:

– Ну, если вы сможете убедить его в этом, а также обеспечите его безусловную лояльность государю императору, то почему бы и нет.

Через пятнадцать минут генерал разродился несколькими листами исписанной бумаги. Я бегло просмотрел листы и кивнул.

– Что ж, я рад тому, что у нашего государя есть такие верные патриоты, как вы, Александр Сергеевич. Как говаривал в свое время старик Шорр Кан, вы станете героем, а героев у нас не вешают! Итак, теперь слушайте официальную версию событий. Вы и ваши люди раскрыли заговор против государя. Вы доложились об этом мне. Мы потребовали объяснений у генерала Алексеева, и он, подтвердив все изложенное в рапорте, как человек чести, попросил дать ему револьвер с одним патроном. Свидетельство тому валяется под столом с дыркой в правом виске. Далее. Вы назначаетесь исполняющим дела наштаверха. За вашей подписью в войска уйдут приказы об аресте всех лиц, которые указаны в рапорте. Не забудьте объяснить вашим людям, что они теперь герои империи. Штабс-капитан Мостовский с коллегами поможет вам быть предельно убедительным. Если вдруг кто-то не захочет быть героем, тот героем не будет. Я не стану возражать, ведь желания должны исполняться, не правда ли? Таких немедленно изолировать, а при сопротивлении расстреливать на месте как заговорщиков, которые пытались захватить здание Ставки Верховного Главнокомандующего. Ну, или они внезапно совершат нелепое самоубийство. В общем, со сценарием определитесь по месту.

Следующее. С этого момента Мостовский является вашим адъютантом. Мимо него не должна пройти ни одна бумага, ни один приказ и ни один телефонный звонок. Люди штабс-капитана помогут вам с охраной. Ваши приказы и распоряжения будьте добры согласовывать со мной. И вот еще что. Александр Сергеевич, вы, надеюсь, понимаете, что после обнародования ваших приказов об аресте изменников возврата у вас не будет?

Лукомский тяжело вздохнул и буркнул:

– Понимаю. Что уж теперь-то…

Я кивнул.

– Думаю, мы поняли друг друга. Теперь вы или со мной навстречу славе, или…

Выхожу и закрываю дверь за собой.

Могилев. 28 февраля (13 марта) 1917 года

– Следует ли мне считать себя арестованным?

Вздыхаю и поднимаю глаза на собеседника. Великий князь Сергей Михайлович в крайнем нервном напряжении, рука сжата в кулак, костяшки побелели, ноздри раздуваются. Какие мы грозные… Вслух же благодушно отвечаю:

– Нет, дядя, какие могут быть аресты? Великого князя, как ты недавно правильно заметил, нельзя арестовывать. Вот кое-кто попробовал, и что вышло из этого? Я просто слышал, что ты плохо себя чувствуешь, вот и пришел осведомиться о твоем здоровье. Может, нужно что?

– А пост охраны за дверью и внизу под окнами?

– Сугубо для обеспечения твоего покоя, дядя. Чтобы ты хорошо отдохнул, успокоился и голова твоя прояснилась. Вот у генерала Лукомского голова резко прояснилась, и он, подумав ровно две минуты, сразу раскрыл заговор против нашего обожаемого государя императора. В данную минуту просветленный Лукомский, вместе со своим новым адъютантом Мостовским, производит аресты заговорщиков. И знаешь, у него вдруг оказалось так много помощников по выявлению и искоренению мятежников, что я диву даюсь. И кстати, просветленный Александр Сергеевич теперь исполняет дела наштаверха.

Сергей Михайлович удивленно уставился на меня.

– А куда делся Алексеев?

– А вот он не смог просветлиться.

– И где он сейчас?

– Думаю, там, где и был полчаса назад – валяется под своим столом. Некогда им заниматься сейчас.

На меня глянули с подозрением.

– Под столом?

– Револьверная пуля пробила правый висок генерала, и он изволил скончаться на боевом посту.

– Сам?

Я усмехнулся.

– Скончался точно сам. По причине нелепого самоубийства, полный раскаяния за измену императору. И никого из заговорщиков с собой не прихватил, представь себе. А жаль. Хотя уже троих, у кого мозги не прояснились, четверть часа назад расстреляли прямо во дворе Ставки. Так сказать, публично. И после этого действа количество просветленных в Могилеве стало расти просто с бешеной скоростью. А солдаты георгиевского батальона присматривают за выздоровлением.

Сергей Михайлович взорвался: