1917. Гибель великой империи. Трагедия страны и народа

«На конференции в Москве собрались представители всех партий, чтобы выразить свое мнение. Были приглашены все, кроме большевиков. Речь генерала Корнилова, бывшего командующего Петроградским гарнизоном, а теперь главнокомандующего армией, собравшиеся встретили бурной овацией, когда он отметил все печальные подробности наших дней. Он призывал правительство действовать и твердой рукой защитить идеалы, которые были у всех на уме в начале революции. Особенно он просил ввести законы, чтобы подавить нехватку дисциплины в армии и отменить нелепые меры, превратившие нашу великолепную боевую машину в трагический фарс.

Блестящая речь Корнилова вызвала восхищение не только слушателей, но и представителей разнообразной прессы. На следующий день она была опубликована во всех российских газетах. Корнилов был готов с риском для себя поднять армию и просил только, чтобы правительство поддержало его, выразив официальное согласие, и заявил, что берет на себя всю ответственность за возмущение, которое могут вызвать репрессивные меры».

13 (26) августа началась всеобщая забастовка в Москве, в которой участвовало 400 000 человек.

В тот же день императорскую семью разместили в Тобольске в специально отремонтированном доме губернатора. Режим охраны там был более благоприятным, чем в Царском Селе.

Соколов Николай Алексеевич, следователь по особо важным делам:

«Почему для нового заключения царской семьи был выбран именно Тобольск?

Глава Временного правительства князь Львов объяснил такой выбор опять-таки благополучием семьи: в Сибири спокойно, а в губернаторском доме удобно.

Сам Керенский показал: “Было решено (в секретном заседании) изыскать для переселения царской семьи какое-либо другое место, и все разрешение этого вопроса было поручено мне. Я стал выяснять эту возможность. Предполагал я увезти их куда-нибудь в центр России, останавливаясь на имениях Михаила Александровича и Николая Михайловича. Выяснилась абсолютная невозможность сделать это. Просто немыслим был самый факт перевоза царя в эти места через рабоче-крестьянскую Россию. Немыслимо было увезти их и на юг. Там уже проживали некоторые из великих князей и Мария Федоровна, и по этому поводу там уже шли недоразумения. В конце концов, я остановился на Тобольске. Отдаленность Тобольска и его особое географическое положение, ввиду его отдаленности от центра, не позволяло думать, что там возможны будут какие-либо стихийные эксцессы. Я, кроме того, знал, что там удобный губернаторский дом. На нем я и остановился”».

Суханов Николай Николаевич, меньшевик:

«О, Керенский – это был известный демократ и социалист!.. В непрерывных своих работах о торжестве и преуспеянии революции он совершил в эти дни еще один сенсационный подвиг. В очень таинственной обстановке из Царского Села был вывезен лично премьером бывший царь Николай с семьей, с приближенными и челядью в числе 40 душ. Керенский довез Романовых до поезда, помог бывшему самодержцу взобраться на ступеньку вагона и отправил неизвестно куда. Через недельку было сообщено, что Романовых перевели в Тобольск. Говорили, что эта операция была предпринята ввиду происков и спекуляций контрреволюционных, то есть монархических, групп. Никаких подробностей не знаю».

15 (28) августа в Москве завершилось Государственное совещание, которое наглядно показало, что страна делится на два лагеря, между которыми, по сути, не может быть примирения. При этом было очевидно и то, что власть не в состоянии сделать требуемый выбор.

Троцкий Лев Давидович, один из организаторов Октябрьской революции:

«Московское Государственное совещание закончилось заранее обеспеченным провалом. Оно ничего не создало, ничего не разрешило. Зато оно оставило историку неоценимый, хотя и негативный отпечаток революции, на котором свет выглядит тенью, слабость пародирует как сила, жадность – как бескорыстие, вероломство – как высшая доблесть <…> Керенский выступал как воплощение силы и воли. О коалиции, целиком исчерпанной в прошлом, говорили как о спасительном средстве будущего. Ненавидимый солдатскими миллионами Корнилов приветствовался как излюбленный вождь армии и народа. Монархисты и черносотенцы расписывались в любви к Учредительному собранию. Все те, которым предстояло вскоре сойти с политической арены, как бы условились в последний раз разыграть свои лучшие роли на театральных подмостках. Они изо всех сил порывались сказать: вот чем мы хотели бы быть, вот чем мы могли бы быть, если бы нам не мешали. Но им мешали: рабочие, солдаты, крестьяне, угнетенные национальности. Десятки миллионов “восставших рабов” не давали им проявить свою верность революции».

Тихомиров Лев Александрович, общественный деятель: