1917. Разложение армии

Военное руководство пошло и дальше. Приказом главковерха Корнилова № 748 от 1 августа 1917 года (документ № 137) предписывалось «при проникновении для братания неприятеля в наше расположение в плен не брать, а прикалывать пришедших на месте и трупы их выставлять впереди проволочных заграждений». Следует заметить, что этот пункт являлся прямым и откровенным нарушением Гаагской конвенции 1907 года, и по нему можно судить об отношении «спасителя Отечества» к законам и обычаям войны, пусть даже зафиксированным международными соглашениями. Очевидно, что выполнять подобный приказ в здравом уме и твердой памяти никто не собирался – ведь, вдобавок ко всему, выполнивший рисковал быть повешенным в случае попадания в плен. Отдача приказов, одновременно преступных и невыполнимых, наглядно характеризует уровень мышления нового верховного главнокомандующего…

В конце июля у командования Западным фронтом возникла «светлая» идея лишать званий унтер-офицеров и фельдфебелей из состава расформированных частей (документ № 97). Нетрудно догадаться, что введение этой меры коллективного наказания ставило унтер-офицерский состав в случае волнений в части перед жестким выбором: либо поддержать офицеров, либо присоединиться к солдатам и возглавить их действия. Первое гарантировало ненависть остальных солдат и прямую угрозу жизни; второе – в условиях слабости власти, то и дело вынуждаемой идти на уступки, – давало хороший шанс сохранить чин и денежное содержание.

После провала попытки установить диктатуру «центра» стало ясно, что то же самое попытаются проделать как «правые», так и «левые». Но ситуация цугцванга опять сыграла свою роль. Первый шаг (Корниловский мятеж) был сделан правыми – и оказался провальным. Но подавление мятежа лишило Временное правительство сколь-нибудь серьезной опоры в армии, тем самым расчистив дорогу большевикам.

Однако в стране шли и другие процессы, важнейшим из которых стало пробуждение национального самосознания – точнее, выход на политическую арену национальных элит, которые ранее были отстранены от участия во власти. Наиболее массовой и влиятельной была украинская элита, вдобавок «украинизация» показалась военным хорошей альтернативой ширящейся большевизации.

Позицию русского генералитета относительно украинской самостийности выразил командующий Румынским фронтом генерал Щербачев в телеграмме Духонину от 16 ноября (документ № 97): «Считаю, что, учитывая современное положение вещей… необходимо всячески содействовать укреплению Украины, которая может дать силы для водворения порядка в тылу». Впрочем, еще 8 ноября, прикрывшись невозможностью «получить указания центральной верховной власти», но при этом «в сознании крайней необходимости проведения в жизнь вышеуказанных мероприятий» генерал Духонин одобрил соглашение с представителями Центральной Рады, оформляющее не только создание украинских частей, но и фактическую украинизацию Румынского и Юго-Западного фронта (документ № 98). Чуть позже генерал Вирановский откровенно признал причину такой уступчивости главковерха: «полное единение с Украиной – залог спасения большей и лучшей половины России» (документ № 101).

Впрочем, стремление к «украинизации» было объективным явлением и далеко не всегда насаждалось сверху. Так, сводка событий в частях Западного фронта (документ № 148) еще в начале июля отмечала такой факт: «Украинцы указанных полков… выделились в отдельные баталионы и, несмотря на уговоры начальников и членов фронтового комитета, не желают соединяться с ротами своих полков, чем вызывают враждебное отношение к ним прочих частей… В некоторых ротах солдаты требуют совершенного удаления оставшихся в них еще не выделенными украинцев офицеров и солдат».

До смертного противостояния «добровольцев» с «петлюровцами» оставался еще год. И за этот год должно было произойти еще очень и очень многое…

* * *