«Цены на жизненные продукты все повышаются»,
– сообщали СМИ. – Ржаная мука дошла до 4 руб., а овес до 3 руб. 85 коп. за пуд… Растут цены на молоко, яйца, сметану, масло. Небольшая крынка молока стоит теперь уже 20 копеек, скоромное масло 1 руб. 60 коп. Мясом торгуют от 45 до 50 коп. за фунт. И на все претензии покупателей слышится один ответ: «время военное, все дорожает». «К июлю-августу 1916 г. рост оптовых цен, против довоенного уровня, достигал: для хлеба 91%, для сахара 48%, для мяса 138%, для масла 145%, для соли 256% и т. д., – писал Ольденбург. – Это отчасти объяснялось ростом количества бумажных денег, но в еще большей мере – своего рода забастовкой деревни. Крестьяне, а им принадлежало семь восьмых русского хлеба, все менее охотно продавали свои продукты, из опасения реквизиции, они начинали прятать зерно, зарывать его в землю»[53].Чтобы купить дефицитные продукты, гражданам приходилось по многу часов, а то и целыми днями стоять в очередях. Типичный случай имел место 11 октября на площади Острожной[54]
в Нижнем Новгороде: «По случаю выдачи из городских лавок сахара опять образовались громадные хвосты. Говорят, вчера у лавки на Острожной площади собралось около 400 человек». При этом составлялись списки, а каждому очереднику присваивался индивидуальный номер. Сахар был особенно дефицитным продуктом, к тому же он использовался при изготовлении самогона, поэтому торговля им была разрешена только в государственных магазинах. Между тем продавцы, не заинтересованные в максимальной выручке, еще и всячески издевались над народом, устраивая перекуры и двухчасовые обеденные перерывы. В результате покупателям приходилось чуть ли не спать в очередях. Понятно, что и без того нехорошее настроение людей от этого отнюдь не повышалось.В то же время зарплата на предприятиях не только не повышалась вслед за убегающей инфляцией, но еще и задерживалась. В частности, на это жаловались водители и кондукторы городского трамвая. Последние получали оклад всего 1 рубль 30 копеек в месяц (сравните с вышеуказанными ценами!) плюс пятнадцатипроцентную надбавку по случаю войны. И даже эти нищенские деньги им выплачивали с опозданием. Задержки зарплаты имели место и на военных заводах: Сормовском, «Этна», Курбатовском, других.
Мало было неприятностей, так еще и начавшийся осенний паводок сорвал начало отопительного сезона. Сильные дожди привели к тому, что вода в Оке и Волге стала прибывать на 10 вершков (по-нашему 44 сантиметра) в день, затапливая причалы и прибрежные склады. В итоге сложенные у берега штабеля дров, приготовленные для обеспечения населения предстоящей зимой, начали попросту уплывать. «С каждым днем вода прибывает в Нижнем с Волги и Оки, увеличивая размеры дровяного кризиса,
– писал „Нижегородский листок“. – С первого же дня появления на Волге дров городским исправником И. Ф. Высоковским была организована ловля их. Прибрежным крестьянам Кошелевки, Печер, Подновья и других было предложено извлекать дрова из воды и выкладывать их в сажени на берегу. Ловцов дров обнадежили, что за работу им будет плачено городской управой. Однако денег не получали, работали плохо, много дров украли прибрежные жители».