1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

Поздней ночью, когда указанная барышня ночевала на печке, она была внезапно разбужена раздавшимися в избе громкими разговорами. Оказалось, что это вернулся «с дела» муж хозяйки. Прислушавшись, женщина вскоре похолодела от ужаса… Из обрывков фраз следовало, что только что «были зарезаны девять баб, а денег-то всего четыре рубля…». Также она услышала, как сестра отговаривает своего супруга чинить расправу прямо в доме, мол, «только не здесь».

Поняв, что речь идет о ней самой, Агафья тут же решила бежать. Незаметно покинув дом, она сначала «уходила огородами», потом постучалась в дом к какому-то старику на окраине Кущевки и взмолилась о помощи. «Меня хотят убить», – плакала женщина, чуть ли не на коленях упрашивая пожилого жителя спасти ее. Старик неохотно, но все же согласился приютить «беглянку». По всей видимости, жители станицы были настолько запуганы, что попросту боялись помогать кому-либо.

Когда бандиты хватились пропавшей, по всей Кущевской были организованы поиски. Причем в них активно участвовала и сестра Агафьи. Она даже заходила в дом, где та скрывалась, и спрашивала у хозяина: «Не приходила ли сюда одна из солдаток?» Но старик пожалел женщину и не выдал ее.

В итоге Агафье удалось отсидеться, а потом следующей ночью незаметно покинуть станицу и заявить в полицию. Прибывшим вскоре отрядом была задержана целая банда грабителей и убийц, состоявшая из местных жителей, в которую входили даже две женщины[59].

Царизм добили морозы

В феврале всю Центральную Россию сковали сильнейшие морозы. «Как известно, в последние недели железнодорожное движение встретило непреодолимые затруднения по чисто стихийным причинам – почти по всей России необычайные морозы и снежные заносы свирепствовали беспрерывно, и на некоторых железнодорожных линиях пришлось перекрыть всякое движение», – сообщали «Нижегородские губернские ведомости» 19 февраля. Вследствие этого и без того недостаточный подвоз хлеба в промышленные города, такие как Санкт-Петербург, Москва и Нижний Новгород, полностью прекратился. Продажа хлеба отныне осуществлялась только два раза в день, утром и вечером, поэтому еще с ночи люди занимали места в километровых очередях. Кому не досталось заветной буханки утром, продолжали героически стоять на лютом морозе, надеясь получить ее во время «вечерней торговли».

В столице тем временем ходили слухи, что скоро хлеба не будет вовсе. «Обыватели начали делать запасы, печь сухари, и в результате действительно получилось, что запасы хлеба во многих пекарнях и булочных не удовлетворяли всего спроса, – писал Ольденбург. – Из „хвостов“, так и не дождавшихся хлеба, стали образовываться первые кучки недовольных, бродивших по улицам с криками: „хлеба! хлеба!“ Эти кучки, разраставшиеся в толпы, состоявшие сначала главным образом из женщин и детей, не вызывали особого беспокойства»[60]. Типичный такой аргумент, что дефицит вызван якобы самими покупателями, слишком много покупают, понимаешь ли!

В таких вот условиях 14 февраля открылась сессия Государственной думы. В первом заседании Родзянко и министр земледелия Риттих ограничились общими рассуждениями о тяжелом положении и мифическом «ответственном правительстве». Милюков в целом повторил свою прежнюю речь об «изменах».