1917: Вперед, Империя!

Передо мной отнюдь не мирная лошадка, на которых катают детей и барышень, а боевой конь, настоящий зверь, который, судя по всему, еще и отличается весьма крутым нравом. Под уздцы крепко держали его двое, не давая ему возможности даже мотнуть головой. И я не могу не сесть в седло, которое добрые горцы заранее затянули ремнями на его спине, не оставляя мне другого выхода. Они ждали. А я представлял себе, как я сейчас пулей вылечу из этого седла прямо им под ноги. И это уже будет настоящий несмываемый позор, а не какой-нибудь там «слегка оконфузился»!

Пытаясь выиграть время и уповая на то, что случится что-нибудь такое, что избавит меня от этого кошмара, я обращаю внимание на второй «подарок». Ко мне тут же подводят прекрасную кобылу, белую как снег.

– Джигиты верной тебе Дикой дивизии почтенно просят тебя, наш великий командир и государь, передать эту кобылу итальянской принцессе Иоланде, когда она наконец прибудет в Москву. Мы смиренно надеемся, что ей понравится лучшая лошадь Кавказа, белая, словно снега наших гор!

Гм… Мы с Иоландой лишь обмениваемся письмами, полными намеков и многозначий. Письмами довольно теплыми и искренними, но такими, которые в случае перехвата и утечки на сторону не вызовут новый виток международного скандала. Да я ее даже по имени в письме ни разу не назвал! И в это самое время эти самые горцы ищут ей кобылу по всему Кавказу! Ну не смешно ли?

Я бы, наверно, рассмеялся, вот только не было на то ни сил, ни желания.

Впрочем, удивляться нечему. Министерство господина Суворина планомерно готовило общественное мнение к появлению в России новой императрицы, всячески создавая ей благоприятный имидж в империи. Сложить два и два могут не только в высшем обществе, не только в дипломатических и разведывательных кругах. То, что было ясно Евстратию и даже моему сыну Георгию, наверняка было очевидным и для воинов Дикой дивизии, один из полков которых не только постоянно находится в Москве, но и входит в число моих самых доверенных войск, охраняющих Кремль, Петровский Путевой дворец и само «Марфино». Тенденцию приметили. Выводы сделали. Лошадь начали искать. Причем я не удивлюсь, что мне самому коня искали, так сказать, заодно. Для комплекта с кобылой.

Пока я размышлял, ко мне подвели того самого злобного коня.

– Как зовут этого красавца?

Я спросил это в тщетной попытке оттянуть момент своего ужасного позора. На кону мой авторитет командира. Мой авторитет императора. На кону моя власть не только над дивизией, но и по факту над целым Кавказом. Возможно, я преувеличиваю. А может, и нет. Может, и над всей Россией.

– Всадник должен сам дать имя своему боевому коню, государь.

Сказано было так просто, что стало совершенно ясно – время вышло. Больше никаких отговорок, никаких оправданий и никаких откладываний. Момент истины настал. Только я и этот жуткий черный зверь с горящими яростью глазами. Зверь – явно собирающийся меня убить.

Кто ты, живое воплощение всех моих ужасов и кошмаров? Прибыл ли ты ко мне волей слепого случая или же ты часть большой игры? А может, у меня просто крыша едет?

Молчишь? Ну, молчи. Может, и к лучшему все.

Я знал, что вокруг собрались зеваки. Подтянулись даже пионеры из лагеря. И наверняка где-то среди них следит за моими действиями Георгий.

Господи, спаси, сохрани и помилуй меня грешного. Господи, минуй чаша сия…

Но не грянул гром, не ударила молния, не налетел ураган и не встала дыбом земля.

Видимо, и Ему было интересно, чем все закончится.

«Посылает Господь нам лишь те испытания, которые нам по силам преодолеть». Ага. И тут не отшутишься фразой типа: «А если мы не смогли их преодолеть, тогда это были не наши испытания». Нет, брат, вот оно твое испытание, косится на тебя, примеряясь, словно тот палач, что хладнокровно примеряется мечом к шее казнимого.

В корне неправильно вот так устанавливать контакт со своим будущим конем. Требуется много времени, постепенное привыкание. Нужно заслужить доверие лошади. Сначала убедить его в том, что от тебя не стоит ждать угрозы, потом уж расположить к себе. На это требовались многие дни, лишь после которых можно было рискнуть подняться в седло. Да и то, даже после этого требуются еще долгие совместные выездки, кормления, чистки и прочее, что делает лошадь продолжением своего наездника. Ничего этого у меня сейчас не было. Даже наоборот – все это было против меня.

Разумеется, конь явно не совсем дикий, и его объездили. Вон и седло с прочей сбруей на месте. Но меня он видит впервые, и нрав у него не дай бог. Горяч, злобен, недоверчив. И явно коварен до вероломства.

Все как я люблю, не правда ли?

Ох, горцы мои горцы, откуда вы взялись на мою голову…

Поглаживаю ладонью шею коня. Тот нервно вздрагивает, но два джигита, прикладывая серьезные усилия, держат его под уздцы. Стараюсь быть все время в поле зрения лошади, дабы не волновать его еще и своим исчезновением. Иначе и двое горцев его не удержат.

После нескольких минут поглаживаний и успокаивающего шепота ему на ухо, я все же решаюсь. Чему быть, того явно уже не миновать.