1918 год

Мне было приказано явиться в Харьков в бюро Южной армии. Оно занимало несколько комнат в хорошей гостинице. Начальника бюро, пожилого полковника и его адъютанта я хорошо знал по Куриню. Встретились как старые знакомые. Одно только обстоятельство чрезвычайно меня удивило. Начальник бюро прежде всего приказал мне сдать ему все имеющееся в эшелоне военное имущество, кроме оружия. По его словам, в армии установлено такое правило и оно для всех обязательно. Имущество сортируется и затем направляется на место формирования частей. Этот порядок мне показался порядочной нелепостью – не проще ли сдавать все прямо в Воронежской губернии, чем в Харькове. Однако приказание есть приказание. Скрепя сердце принес свою централь, еще два аппарата, кое-какую мелочь, захваченную из Лубен. По установленному правилу каждый, кто представил военное имущество, получал от армии небольшую денежную премию. Раз такое правило существовало, отказываться не было основания. Мне выдали под расписку, если память не обманывает, 200 или 250 «карбованцев».

Когда я доложил потом в штаб первой дивизии, что у меня было кой-какое телефонное имущество, но мне приказали сдать его в харьковское бюро, начальник штаба крайне удивился. О таком распоряжении в штабе ничего не знали. Телефоны были крайне нужны. Ни одной централи не имелось. Куда девались добытые мною у немцев аппараты, я так и не узнал. Во всяком случае, в Южную армию они не попали.

Вечером двинулись дальше. В Харькове к моей группе присоединилось еще человек пятнадцать. Мы заняли целый вагон третьего класса. По специальному соглашению Южной армии ежедневно предоставлялось в зависимости от числа едущих один или два, иногда и три вагона.

Донская граница. На перроне маленькой станции железнодорожные жандармы в старой форме с шевронами, красными шнурами и медалями за беспорочную службу. Опять выстраиваю своих на платформе.

– Смирно, господа офицеры!

– Всевеликому войску Донскому громкое ура!

Долго не прекращается восторженный крик. Офицеры держат под козырек. Изваяниями стоят огромные жандармы Российской империи с медалями за беспорочную службу царям на груди.

«Каким далеким, наивным временем кажется теперь восемнадцатый год…

…Увы, колесо вертится только в одну сторону к России новой, России неведомого будущего, а старой, милой, привычной России никакая сила не вернет"[291].

Я формулировал свои выводы по мере того, как писал настоящую работу.

Думаю, повторять их было бы излишним. В заключение хочу только еще раз подчеркнуть свое основное впечатление от жизни и военной работы на Украине в 1918 г.

Самостийная Украина длительно существовать не может и, надо надеяться, существовать не будет. Это вопрос жизни или смерти Российского государства.

Однако борясь, возможно даже с оружием в руках, против украинских самостийников, не надо забывать, что Украина-то все-таки существует. Можно называть ее Малороссией или любым другим именем, суть дела не в этом. Надо так или иначе дать выход областному патриотизму – он гораздо почвеннее и сильнее, чем многие думают. Ссылка на то, что массам Украина чужда, ровно ничего не доказывает. Великая Россия, за которую мы умирали, им тоже, в общем, была чужда.

Повторяю, самостийная Украина для меня обозначает войну до последней возможности, но автономия Украины мне казалась и кажется государственно целесообразной и необходимой.

В Добровольческой армии много раз приходилось спорить на эту тему. В отношении к украинскому вопросу вообще ясно чувствовалась разница между «старыми добровольцами» и офицерами, влившимися в Добровольческую армию из Южной и Астраханской или служившими раньше у гетмана. Первые в большинстве случаев не могли спокойно слушать самого слова «Украина». У вторых с Украинской державой было связано слишком много личных воспоминаний, чтобы огулом все отрицать и все осуждать.

Я лично принадлежал и принадлежу к числу тех, которые считают украинскую политику генерала Деникина одной из самых больших ошибок, которые он совершил. У его преемника, генерала Врангеля, отношение к Украине, как известно, было совершенно иным. Широкий имперский взгляд покойного главнокомандующего диктовал ему новые пути борьбы и строительства Российского государства.

К сожалению, было уже поздно.

Прага, август 1932 – июнь 1933

Иллюстрации

Родители Н. А. Раевского: Алексей Сергеевич и Зинаида Герасимовна Раевские

Бабушка Н. А. Раевского – София Павловна Маркова

Коля Раевский. 1902 г

Дети Раевские. Коля (стоит), слева направо – Соня, Леша, Сережа. 1902 г.

Коля Раевский. 1911 г.

Аттестат зрелости Н. А. Раевского

Слева направо: Сережа, Соня, Коля и Леша Раевские 1911 г.

Коля (сидит) и Леша Раевские. 1912 г.

1-я страница Послужного списка Н. А. Раевского

2-я страница Послужного списка Н. А. Раевского

3-я страница Послужного списка Н. А. Раевского

4-я страница Послужного списка Н. А. Раевского

Дополнение к Послужному списку Н. А. Раевского

Удостоверение на право ношения особого нагрудного знака «Галлиполи 1920–1921». ГАРФ. Ф. 5840. Оп. 1. Д. 1-А. Л. 141 об.