1918-й год на Востоке России

Ответ этот не мог удовлетворить меня, поэтому я снова настойчиво просил указать мне ближайшее войсковое соединение не ниже дивизии. Ответ получил из Уфы от начальника штаба 20-го пехотного Уфимского корпуса, что я с отрядом вхожу в состав дивизии, штаб которой в Бирске.

В первые дни моего пребывания в Елабуге вверх по Каме в Белую проходили эвакуированные пароходы из Казани. Это была армада! Одних пассажирских пароходов пришло в Елабугу 43, сколько буксирных — не помню. Часть, по приказанию капитана 2-го ранга Феодосьева, была пропущена вверх, остальные я подверг осмотру на предмет задержания более свободных для эвакуации Елабуги. Феодосьев дал в мое распоряжение боевое судно, стоявшее на якоре вверх по течению, с приказом стрелять в те пароходы, которые двинутся без пропуска. Я со своими офицерами лично решил осмотреть несколько пароходов.

Громадный волжский пароход занимается одним офицером и пятью солдатами-чехами, имущества никакого. Никого не пускают к себе, заявляя, что пароход числится за чешским штабом. Другой пароход занимается командующим Чистопольской армией и его штабом. Находясь уже на пристани, я получил приказание этого командующего явиться к нему. Решил, конечно, идти. Прием в рубке 1-го класса. Командующий армией подполковник Лукашевич, бывший командир запасного полка в Елабуге. Познакомившись, я выразил удивление его приказанию, указав ему, что я уже имею законных начальников; но если он действительно имеет армию, которую высадит здесь, чтобы бороться с большевиками, то я немедленно подчинюсь ему со своими частями, а так как я знаю, что у него никаких частей нет, то если он сойдет с парохода со своими офицерами и тем самым увеличит число бойцов-интеллигентов, то я передам ему мои должности и буду работать там, где он укажет. Во время разговора я ему указал, что у меня нет кадровых офицеров, а у него писарем генерал — здесь этот чин был бы крайне необходим в гражданском управлении, да, кроме того, необходимо вывести войска Елабуги для активных действий.

На все мои мольбы этот подполковник отвечал, что разумным офицерам здесь нечего делать, так как здесь эсеры и керенщина, и он с офицерами отправляется в Сибирь, где формируется настоящая Русская армия.

Я поблагодарил его за оценку и, уже возмущенный, сказал ему: «Вы отдали мне приказание и ничем не могли подкрепить его. Теперь я приказываю вам немедленно выстроить всех офицеров на верхней палубе и солдат на нижней, чтобы я мог разъяснить им положение и предложить желающим остаться здесь. Все выходы с парохода заняты моими людьми, так как я предвидел, что может случиться здесь. Посмотрите на боевой корабль, который уже давно встал против вас и по моему приказанию утопит пароход со всеми вами. Даю вам 5 минут времени».

Во всех коридорах уже стояли верные мне люди, и фактически пароход был в моих руках. Из офицеров никто не пожелал остаться, передал мне Лукашевич. Я же лично им ничего не говорил, так как предвидел исход. Приказал коменданту пристани отвести всем офицерам по одному месту в 1-м и 2-м классах, свободные места заполнить такими же путешественниками с других пароходов. Этот пароход был отправлен в первую очередь, и о случившемся я телеграфировал своему начальству, думая, что этот караван офицеров будет задержан в Бирске или Уфе. Как оказалось, никто на это не обратил внимания, так как это не было из ряда вон выходящим случаем.

Вот в таких условиях приходилось работать. После падения Казани офицерство перестало верить в возможность, при существующем правительстве, что-либо сделать и удирало туда, где, по слухам, было лучше. Слишком много вынесли обид, огорчений при правительствах демократических (с.-p.). Так думало большинство офицерства, и, мне кажется, никто не сможет упрекнуть его за это. Не слабые уходили в тыл, а, во многих случаях, убежденные, что они делают наилучшее. Ведь у нас на Востоке России не было авторитетных лиц, могущих дать исчерпывающее разъяснение событий, которым бы поверили. Мы и ими были бедны — у нас не было Алексеева, Корнилова, Деникина. У нас появились свои «звездочки», никому не известные: подполковник Каппель, капитан Степанов, герои Казани. Таким же случайным был и я — не было авторитета, не было знаний, не было стажа. Все распоряжения мои были с горячим желанием сделать хорошее, но очень часто через некоторое время их приходилось заменять новыми, иногда еще худшими. Страдало население, страдали и войска.

Во главе гражданского управления сперва никого не было, а потом прибыл уполномоченный правительства, инженер, бывший член Совета солдатских и рабочих депутатов в Петрограде, а впоследствии личный секретарь председателя Директории Авксентьева (фамилии не помню). Желания работать у него было много, но умения не было тоже, и фактически жизнью руководил городской голова и председатель земской управы первого состава после революции. Последний — эсер, но очень дельный, знающий край и пользовавшийся большим уважением и популярностью среди населения города и уезда.