1918-й год на Востоке России

Работы были в полном разгаре, когда пришла весть, что с востока на станцию надвигается красный бронепоезд, показавшийся в виду Подъема без предупреждения о его выходе со ст. Тюмень, являющейся ближайшей к ст. Подъем. Это был самый мощный красный бронепоезд, хорошо оборудованный (два броневых вагона) и снабженный большим числом пулеметов (8 или 9 «максимов»). Орудий, однако, у него не имелось. Команда состояла из 70 человек — отборных большевиков — матросов и латышей.

При появлении бронепоезда отряд, работавший на полотне, бросившись вправо от полотна, быстро спрятался и залег. Бронепоезд подошел к семафору. Не решаясь двигаться дальше, он остановился у сторожевой будки и, осведомленный сторожем об уходе белых, стал справляться по телефону, действительно ли очищена белыми станция.

Получив утвердительный ответ, бронепоезд выслал вперед имевшийся у него второй разведывательный паровоз, который и был беспрепятственно пропущен белыми. Спустя некоторое время на станцию двинулся и сам бронепоезд.

Едва успел красный бронепоезд приблизиться к станционному зданию, как рота 3-го полка, состоявшая почти исключительно из добровольцев — учащейся молодежи — и занимающая позицию на восток от станции вдоль южного откоса полотна железной дороги, открыла ружейный огонь по бронепоезду, вслед за тем у обоих семафоров белые подорвали полотно, а орудие полковника Перхурова открыло огонь по бронепоезду. После нескольких выстрелов белого орудия подполковник Смолин предложил бронепоезду сдаться без боя, но в ответ раздался треск пулеметов. Бронепоезд двинулся на восток, но, отойдя шагов на двести, остановился: в паровоз попал один из снарядов, посланных в врага белым орудием.

Борьба разгоралась. Команда бронепоезда, нужно отдать должное, защищалась чрезвычайно упорно и мужественно. Красные пулеметы строчили с обоих бортов. Несколько слов о местности: к северу от полотна — небольшая возвышенность, поросшая редкими березами, а к югу — низина, поросшая густым кустарником и мелким березняком. Цепь белых, залегшая к северу, была сметена почти целиком чуть ли не первой пулеметной очередью, так как залегла всего шагах в 30–40 от полотна железной дороги. Южная цепь белых находилась в лучших условиях, хотя также несла потери; эта цепь была скрыта от глаз противника. Кроме того, красные, имея на север высокую местность, видимо, предполагали, что и к югу — такая же, а потому брали слишком высокий прицел.

Выполнив свою задачу, ротмистр Манжетный приближался уже к станции, когда раздался первый орудийный выстрел. Затем второй, третий… Подошли ближе. Стала доноситься ружейная и пулеметная стрельба. Огонь, вначале редкий, постепенно усиливался и, наконец, превратился в сплошной треск. «Видно, бой идет вовсю», — мелькает в голове конников…

Сойдя с полотна железной дороги, ротмистр Манжетный вышел к станции с юга. Оставив своих людей и коней за прикрытием, сам отправился на станцию, где встретил подполковника Смолина. Последний познакомил ротмистра с обстановкой и приказал его сотне занять позицию к северу от бронепоезда. Ротмистр направился было к сотне, дабы, взяв ее, ввести в бой, но подполковник Смолин остановил его и, приказав вести в бой сотню капитану Корочкину, преложил ротмистру Манжетному пройти с ним на правый фланг, к орудию по цепям. Вызвав Корочкина, Манжетный передал ему приказание, а сам с подполковником Смолиным пошел на восток от станции.

Попав в кустарник, ротмистр Манжетный потерял возможность ориентироваться. Кто стреляет? Откуда? Куда? Кругом кипит, как в котле. Пулеметы не трещат, а воют. Отдельных выстрелов не слышно, в ушах стоит сплошной вой, а над головой будто свист ветра. Впереди медленным шагом идет Смолин, позади него Манжетный. «Признаться, я в те минуты как-то не сознавал опасности, — пишет в своих записках полковник Манжетный, так как, во-первых, в первый раз был под таким огнем. Из-за кустов ничего не было видно, только наша цепь, вдоль которой мы шли. При мне двое или трое были убиты в голову, причем пуля, попадая, издавала какой-то шамкающий звук».

Двигаясь медленно, Смолин с Манжетным прошли всю цепь, вышли из-под огня и подошли к орудию полковника Перхурова, которое стояло шагах в двухстах от бронепоезда и било по нему в упор, но ничего особенного сделать не могло, так как стояло почти в створе поезда, имевшего паровоз в середине. В сторону орудия находился тендер и один или два товарных вагона. Оба же боевые вагоны находились на противоположном конце бронепоезда.

Поговорив с полковником Перхуровым, Смолин в сопровождении Манжетного так же медленно и тем же порядком двинулись назад. «Смотрю, убитых больше, — пишет полковник Манжетный, — насчитал человек до десяти. А стрельба между тем усилилась. Ружейных выстрелов почти не было слышно — одни пулеметы. Как потом выяснилось, у нас работало 12 „льюисов“, а на бронепоезде 8 „максимов“. И это буквально на пятачке».