1918-й год на Востоке России

Примерно через полчаса, как повествует в своих записках ротмистр Манжетный, со стороны села Червишева появились бегущие красные — частью пешком, частью на подводах. Приказав своим людям соблюдать полную тишину и скрытность, ротмистр Манжетный решил атаковать противника, когда он уже будет в непосредственной близости от позиции. Цепь спешенных конников замерла. Среди людей заметна нервная напряженность, волнуется и сам начальник — ротмистр Манжетный, не имея точного представления о силах красных и вообще о результатах боя у села. Все яснее и яснее становятся фигуры людей надвигающейся колонны противника. Для людей ротмистра Манжетного минуты кажутся часами. Вот головная группа красных приблизилась к белым на расстояние каких-нибудь шагов 600–700. «Разрешите огонь, господин ротмистр», — обращается к Манжетному один из пулеметчиков. «Сгинь», — следует в ответ грозный шепот ротмистра. Ему хочется ближе подпустить противника, вытянув под огонь большую часть его колонны.

Между тем красные, не подозревая засады, приближаются, по-видимому двигаясь без всяких мер предосторожности. Белые замерли. Наступила тишина, нарушаемая лишь изредка шепотом леса. Вот уже, наконец, голова отступающего противника почти у самого правого фланга белых. Еще одна-две напряженно-томительных минуты для белых… Вдруг громкая команда ротмистра: «Огонь». Затрещали винтовки, пулеметы, ухнуло несколько брошенных белыми ручных гранат, раздалось истошное «Ура!», все это смешалось с неистово-отчаянными криками людей, застигнутых врасплох, и… пошла «потеха». Справедливость требует, однако, отметить, что красные довольно быстро очнулись и, в свою очередь, стали интенсивно осыпать белых ружейным и пулеметным огнем, но затем они ринулись врассыпную по лесу. На месте боя ими были брошены повозки, лошади, убитые и раненые, частично также и оружие. Белые бойцы преследовали уходящего противника, доставляя на дорогу к ротмистру Манжетному пленных.

Не прошло и полчаса после ликвидации отступавшей красной колонны, как ротмистр Манжетный получил донесение от одного из дозорных, высланных ранее, что по дороге со стороны Богандинки движется какая-то колонна конницы, примерно в два эскадрона. В то же время на дороге, со стороны Червишева, появилась новая пешая группа красных, которая открыла огонь по людям ротмистра. «Попали в переплет, — пронеслось в головах белых, — слева конница — справа пехота». Между тем, как должен помнить читатель, сотня ротмистра Манжетного состояла всего лишь из 70 всадников, а за вычетом коноводов в бою могло принять непосредственное участие всего около 45–50 человек. Двигающаяся же на Манжетного колонна конницы была сильнее его раза в четыре-пять. Настроение у белых бойцов стало, конечно, нервным.

Сам ротмистр переживал в это время также довольно кислые минуты. Но уходить все же стыдно. Он послал подполковнику Смолину донесение, прося поддержки. Время идет. Подъесаул Катанаев, расположив свой пулемет за поворотом дороги, готов открыть огонь в любую минуту.

Вот из-за поворота показалась голова колонны — несколько всадников в красных фуражках. Катанаев, подпустив противника шагов на двести, открыл огонь. Застрочил пулемет… Вскинулись передние и попадали, а Катанаев продолжает. Наконец, ротмистр Манжетный приказал прекратить огонь. Но в тот же момент стали щелкать по деревьям пули. «Значит, красная пехота пришла в себя, увидела поддержку и перешла в контрнаступление», — таковы были мысли ротмистра Манжетного. Огонь между тем стал усиливаться. Появились раненые. Белых стали охватывать.

Дело плохо, надо отходить. Кругом лес, местами болотистый. Тут, как назло, выяснилось, что проводник, бывший при ротмистре Манжетном, сбежал. Ротмистр Манжетный решил двигаться по старому следу. Приказал отводить коноводов, а цепи отходить с боем. Однако не прошли и двухсот шагов, как слева залп. Подались белые вправо — там конница. Опять плохо. Что делать? Поставили пулемет и пустили ленту в сторону залпа. Там сразу же затихло. Белые двинулись дальше.

Проблуждав по лесу часа четыре, белые наконец выбрались на дорогу и во второй половине дня вошли в село Червишево, где преспокойно стоял отряд подполковника Смолина. Явившись к последнему, ротмистр Манжетный застал у него в хате какого-то казачьего офицера. Подполковника Смолин был мрачен. Он познакомил ротмистра Манжетного с казаком, который оказался есаулом Блохиным.

— Что же это вы, ротмистр, обстреляли меня? — спросил Блохин Манжетного.

— Я? Когда?

— А сегодня утром, на тракту, — отвечал Блохин, — человек восемь ранили, двух убили да перекалечили массу лошадей.

— Я столько же знал о вашем присутствии здесь, сколько и подъесаул Катанаев, который был у пулемета. Почему же вы, господин есаул, слыша бой, двигались без охранения, и почему вы разрешили своим людям надеть красные фуражки?

— Видит Бог, я в этом печальном случае неповинен.