1918-й год на Востоке России

3. Несомненно, что многое, в чем упрекают Комитет Учредительного собрания и «штаб из трех лиц», совершенно не справедливо, а многое просто искажено или выдумано противниками «Учредилки», тоже людьми партийными. Часто упрекают, что Народная армия была слаба потому, что Самара ввела в нее порядки времен Керенского. Да, Положение о службе в Народной армии, выработанное наспех в тонах 1917 года лишь для того, чтобы не испугать левые элементы и не затягивать решения, конечно, не отвечало принципам вполне здорового устройства армии. Но ведь это был 1918 год на Волге, где революционный угар еще далеко не прошел и где крутое писаное возвращение к обычным старым порядкам могло возбудить разговоры и рознь. Один вопрос о погонах сыграл бы большую роль, как сыграл, по-моему, вообще в дальнейшей борьбе. «Погоны, золотопогонники» — это было сильным агитационным средством большевиков в низах. Для добровольцев же, сразу устремившихся в дело, это Положение не имело никакого значения, ибо эти части сразу же, без всяких писаных приказов, ввели свою неписаную дисциплину — смесь прежней и своей добровольческой. С этой дисциплиной части дрались с большевиками четыре года и жили еще недавно в Приморье; она была основана на взаимном доверии и понимании. По объявлении мобилизации и с формированием новых частей Положение было изменено и введены большею частью прежние уставы, но разве это помогло делу, когда начались трудные дни на фронте? От введения прежних уставов дисциплина в новых частях Народной армии не поднялась, ибо в них были и офицеры, и солдаты призванными и мобилизованными. И те и другие помнили еще 1917 год, помнили все перемены власти; первые поэтому держались осторожно — выжидательно, а вторые вообще не склонны были воевать. Нужны были талантливые подготовленные командиры, чтобы взять в руки и тех и других, а таких командиров не отыскали; времени же на подготовку командного состава не хватило, да кроме того, фронт требовал все лучшее себе.

Раздаются голоса, что распоряжалась на фронте молодежь, а старые опытные военные игнорировались. Это неправда. Были пробы назначения заслуженных военных и на боевые участки, и для работы по подготовке войск. Ничего не вышло. Люди совсем не могли работать в необычной обстановке и поневоле устранялись. После взятия Казани в Самару прибыл весь состав академии со слушателями. Мы возлагали на него большие надежды, но для фронта получили очень мало — и то слушателей.

Власть обвиняется в том, что создавала гвардию из эсеров в виде «батальона Учредительного собрания» только для охраны. Тут не все правильно. Эсеровская дружина в первые дни Самары часто выполняла задания штаба — боевые и ответственные. Правда, что охрана комитета была из своих, правда, что у дверей Чернова в гостинице стоял часовой, но правда и то, что зачатки батальона Учредительного собрания прикрывали отход из Самары и позже, когда чехи ушли, стойко дрались на фронте. Был один момент, когда они одни оставались на направлении Уфа — Самара. Раздаются упреки в излишней свободе печати в Самаре; это совсем не мешало, пока было благополучно на фронте, а когда стало неблагополучно, то не спасли и особые меры по охране внутреннего порядка, и работа различных контрразведок.

4. Без чехов выступления бы не было. Чехов обвиняют как бы в вовлечении в невыгодное дело русских. Но почему же так везде единодушно приветствовали появление чехов и изгнание большевиков? Ведь в первый момент даже неизвестно было, на сколько времени они останутся. Выходит, что мы сами бросались в опасность очертя голову и сами ухватились за первую возможность выступления. Не будь этого выступления, многие бы еще долго решали, как лучше, то есть открыто задраться или же стараться быть зрителями происходящего; в конечном результате оказались бы в руках большевиков. Чехов обвиняют в плохой работе на фронте в последнее время, а затем в уходе совсем. Кто виноват в этом уходе, сказать трудно, но мы знаем, что чешское командование на Волжском фронте жило всецело интересами фронта, болело неудачами и вкладывало в работу всю свою энергию и умение. Имена Чечека, Швеца, Воженилека всегда будут произноситься с уважением теми, кто вместе работал с ними на Волге, кто видел их и в дни успеха, и в дни неудач. А сколько легло неизвестных нам чехов у Самары, Сызрани, Казани, Симбирска, Николаевска, Марьина. Ведь действия против большевиков, особенно в последнее время, вовсе не были безопасными.

В. Вырыпаев [21] Каппелевцы [22]

Вместо предисловия

Многим приходилось слышать о каппелевцах, многие знают, что каппелевцы в конце 1919-го и в начале 1920 года совершили небывалый в истории Аедяной поход, в страшную стужу преодолевая снежные ураганы и метели, поливая своею кровью и усеивая трупами всю дорогу, начиная от Волги, по необъятным просторам приуральских степей, через горы Урала, прокладывая себе дорогу в глубоких снегах непроходимой сибирской тайги, через трескучий лед сурового Байкала и через неприветливое зимой Забайкалье.