Флурщютц заявил: "В принципе, дело-то ведь в том, что сидишь вот здесь, говоришь о более или менее интересных случаях и ни о чем другом даже и не думаешь. Да у нас вообще нет;; времени думать о чем-то другом… И так везде. Потребляешь то, что делаешь, просто потребляешь и все",
Доктор Кессель встрепенулся: "О Боже милостивый, мне пятьдесят шесть, о чем мне еще думать! Я доволен уже тем, что вечером имею возможность лечь в свою постель".
Вмешался Куленбек: "Не выпьете ли крепенького из полковых запасов? В два часа мы снова получим кое-что на двадцать человек… Останетесь до приема здесь?"
Он поднялся, подошел к шкафу с медикаментами, который стоял у окна, и достал бутылку коньяка и три рюмки. Он стоял в профиль, на фоне окна резко выделялась его бородка, которая казалась роскошной.
Флуршютц сказал: "Профессия, в которую нас угораздило вляпаться, выматывает нас всех без остатка. И военное дело, и патриотизм есть не что иное, как такого же рода профессии.
"Слава Богу, — вставил Куленбек, — врачам нет нужды философствовать".
Вошла сестра Матильда. От нее исходил запах свежевымытого тела. Или считалось, что она должна так пахнуть. Ее узкое длинноносое лицо контрастировало с красными руками служанки.
"Господин старший полковой врач, позвонили с вокзала, транспорт уже прибыл".
"Очень хорошо, еще сигаретку на прощанье. Сестра, вы едете со мной?"
"На вокзале есть сестра Карла и сестра Эмми".
"Хорошо. Значит, вперед, Флуршютц".
"Под звуки фанфар и звон литавр", — высокопарно, но без соответствующего настроения произнес доктор Кессель.
Сестра Матильда остановилась у двери, Ей нравилось находиться здесь, во врачебной комнате, Когда все вышли, Флуршютц обратил внимание на белизну ее мраморной шеи, увидел веснушки у корней волос, и его охватило легкое волнение.
"Доброго вам дня, сестра", — произнес старший полковой врач.
"Всего хорошего, сестра", — не задержался с пожеланием; Флуршютц.
"Храни вас Господь", — сказал доктор Кессель.
29