1919

Когда Джи Даблъю бывал занят, они часто выезжали с Эдгаром Роббинсом, который был чем-то вроде помощника Джи Даблъю. Элинор терпеть его не могла; она говорила, что в его цинизме есть что-то оскорбительное, но Эвелин любила слушать его. Он говорил, что мир будет еще страшнее войны и хорошо, что никто никогда ни о чем не спрашивает его мнения, иначе он наверняка сел бы в тюрьму. Любимым местопребыванием Роббинса был трактир Фредди на Монмартре. Там они просиживали долгие вечера в тесных, прокуренных, переполненных комнатах, а Фредди, носивший большую белую бороду, как у Уолта Уитмена, играл на гитаре и пел. Иногда он напивался и угощал всех за свой счет. Тогда из задней комнаты появлялась его жена, сварливая баба, похожая на цыганку, и ругалась, и орала на него. Люди вставали из-за столиков и декламировали длинные стихотворения о La Grand'route, La Mis`ere, L'Assassinat[213] или пели старинные французские песни, как, например, «Les Filles de Nantes».[214] По окончании номера все присутствовавшие дружно аплодировали. Это называлось – устраивать бенефис. Фредди пригляделся к ним и, когда они появлялись, шумно приветствовал их: «Ah, les belles Am'ericaines!»[215] Роббинс уныло пил кальвадос за кальвадосом, время от времени отпуская едкие замечания о текущих событиях и мирной конференции. Он говорил, что этот трактир – липовый, кальвадос – мерзкий, а сам Фредди – грязный старый бродяга, но почему-то его постоянно сюда тянет.

Джи Даблъю два раза ходил туда вместе с ними, и иногда они брали с собой какого-нибудь члена мирной делегации, на которого их знакомство с интимным парижским бытом производило огромное впечатление. Джи Даблъю пришел в восторг от старинных французских песен, но сказал, что в этом трактире ему все время хочется чесаться; он убежден, что там водятся блохи. Эвелин любила смотреть на него, когда, полузакрыв глаза и откинув назад голову, он слушал пение. Она чувствовала, что Роббинс недооценивает богатых возможностей его натуры, и, когда он начинал говорить саркастическим тоном о Шишке, как он называл Джи Даблъю, неизменно приказывала ему замолчать. Она считала, что в этих случаях Элинор не стоило смеяться, тем более что Джи Даблъю так искренне предан ей.

Когда Джерри Бернхем вернулся из Америки и узнал, что Эвелин часто встречается с Дж. Уордом Мурхаузом, он ужасно возмутился. Он повел ее завтракать на левый берег в «Медичи грилл» и заговорил с ней об этом.

– Право же, Эвелин, я никак не предполагал, что вы поддадитесь на такой явный блеф. Этот тип не что иное, как обыкновеннейший рупор… Честное слово, Эвелин, я вовсе не требую от вас, чтобы вы влюбились в меня, я очень хорошо знаю, что я вам глубоко безразличен, да и как могло бы быть иначе?… Но, черт возьми, этот рекламных дел мастер…

– Послушайте, Джерри, – сказала Эвелин с набитым ртом, – вы прекрасно знаете, что я вас обожаю… То, что вы говорите, просто-напросто скучно.

– Вы любите меня не так, как мне бы хотелось… Но к черту, не в этом дело… Вам вина или пива?

– Закажите приличное бургундское, Джерри, и велите его чуточку подогреть… Послушайте, ведь вы же сами написали статью о Джи Даблъю… Я читала ее в «Геральде».

– Валяйте, валяйте, добивайте меня… Ей-богу, клянусь вам, Эвелин, я брошу это гнусное занятие и… ведь это же была ординарнейшая, старомодная болтовня, и я думал, что у вас хватит ума это понять. Черт возьми, до чего хороша рыба!

– Чудесная рыба… Но послушайте, Джерри, именно у вас должно быть побольше здравого смысла…

– Не знаю, я воображал, что вы не похожи на других светских дам, вы живете самостоятельно и все такое.

– Не будем ссориться, Джерри, давайте лучше веселиться, ведь мы в Париже, и война кончилась, и сегодня чудесный зимний день, и все здесь…

– Война кончилась, как же! – грубо сказал Джерри.

Эвелин почувствовала, что он ей действует на нервы, и стала любоваться багряным блеском зимнего солнца, и старинным фонтаном Медичи, и нежно-лиловым кружевом обнаженных деревьев за высокой чугунной решеткой Люксембургского сада. Потом она поглядела на красное, напряженное лицо Джерри, на его вздернутый нос и редкие, мальчишески-курчавые, уже кое-где седеющие волосы; она нагнулась к нему и потрепала его по руке.

– Я понимаю, Джерри, вы видали вещи, которых я даже представить себе не могу… Вероятно, это пагубное влияние Красного Креста.

Он улыбнулся, подлил ей вина и сказал со вздохом:

– Эвелин, вы самая привлекательная женщина на свете… Но, как и всем женщинам, вам импонирует власть… Если главное для вас деньги – то это деньги, если слава – то слава, если искусство – то вы пламенная поклонница искусства… Вероятно, я такой же, но просто больше обманываю себя.