1919

Уходя он и полковник Эджкомб столкнулись в передней с мистером Мурхаузом. Он сердечно пожал руку Дику, сказал, что рад видеть его, и пригласил к себе как-нибудь вечером; он живет в «Крийоне», и у него бывают интересные люди. На Дика этот визит произвел прекрасное впечатление. А он-то думал, что ему будет скучно! Он стал размышлять о том, что пора бы ему уже бросить военную службу, и по дороге в канцелярию, где их еще ждали кое-какие дела, спросил полковника, какие шаги ему следует предпринять, чтобы уйти из армии. Дело в том, что он рассчитывает получить подходящую службу в Париже.

– Ну что ж, если вы ищете места, то Мурхауз для вас самый подходящий человек… Он, кажется, связан с рекламным отделом «Стандард ойл»… Вы видите себя в роли консультанта по социальным вопросам, Севедж? – Полковник рассмеялся.

– Я должен заботиться о моей матери, – сказал Дик серьезным тоном.

В канцелярии Дик нашел два письма. Одно было от мистера Уиглсуорса, сообщавшего, что Блейк умер неделю тому назад от туберкулеза в Саранаке, другое – от Энн Элизабет:

«Дорогой мой, я сижу за канцелярским столом в этой затхлой дыре, похожей на клетку со старыми кошками. Как они мне все надоели! Дорогой мой, я так люблю тебя! Нам непременно надо поскорее увидеться. Интересно, что скажут папа и Бестер, когда я привезу из Европы красивого мужа? Сначала они рассвирепеют, но потом, я уверена, примирятся. Господи, я не желаю корпеть в канцелярии, я желаю путешествовать по Европе и все осмотреть. Единственное, что я тут люблю, – это маленький букетик цикламенов на моем столе. Помнишь те чудные маленькие розовые цикламены? Я сильно простудилась и одинока, как в лесу. Это методистское общество трезвости и нравственности – самое гнусное заведение, какое я в жизни видела…

Ты когда-нибудь испытывал тоску по родине, Дик? Думаю, что нет. Устрой так, чтобы тебя поскорей послали в Рим. Я жалею, что была такой глупой, сумасшедшей девчонкой там, на холме, где цвели цикламены. Трудно быть женщиной, Дик. Делай все, что тебе захочется, но только не забывай меня. Я так тебя люблю.

Энн Элизабет».

Вернувшись в свой номер с двумя письмами в грудном кармане кителя. Дик повалился на кровать и долго лежал на спине, глядя в потолок. Поздним вечером в дверь постучал Генри. Он только что приехал из Брюсселя.

– Что с тобой, Дик, ты совсем серый… Ты болен? Что случилось?

Дик встал и сполоснул лицо над умывальником.

– Ничего не случилось, – сказал он фыркая. – Вероятнее всего, мне надоело служить в армии.

– У тебя такой вид, точно ты сейчас расплачешься.

– Стоит ли плакать над разлитым молоком, – сказал Дик и откашлялся улыбаясь.

– Слушай, Дик, я попал в беду, ты мне должен помочь… Ты помнишь Ольгу, ту, что запустила в меня чайником? – Дик кивнул. – Так вот, она заявила мне, что собирается родить ребенка и что я – его счастливый отец… Это смешно.

– Бывает, – горько сказал Дик.

– Но, понимаешь, я не желаю жениться на этой суке… И не желаю содержать отпрыска… Это чистое идиотство! Если она даже и родит, то не от меня, это факт… Она угрожает написать генералу Першингу. Кое-кого из рядовых уже закатали на двадцать лет за изнасилование… Та же самая история.

– Двух-трех даже расстреляли… Слава Богу, что я не был на заседании военного суда.

– Подумай, как это подействует на маму… Слушай, ты парлевукаешь гораздо лучше меня… Я бы хотел, чтобы ты поговорил с ней.

– Хорошо… Но я смертельно устал и паршиво чувствую себя… – Дик надел китель. – Слушай, Генри, как у тебя с деньгами? Франк все время падает. Мы можем дать ей небольшую сумму, а там нас скоро отправят в Америку, и никакой шантаж нам уже не будет страшен.

Генри помрачнел.

– Ужасно противно каяться перед младшим братом, – сказал он, – но я всю ночь играл в покер и продулся дотла… Я пуст, как барабан.