1919

победный исход войны зависит в равной степени от промышленных рабочих, как и от солдат. Наше незабываемое достижение в День независимости, когда мы спустили на воду сто судов, доказывает, сколь много мы сможем добиться, если возьмемся за работу с подлинным патриотическим рвением

РАЗЛИВ СЕНЫ ВОДОЙ СМЫТЫ КУПАЛЬНИ САМАРИТЭН

Я не знаю зачем
И кому нужна
К чертовой матери
Эта война
Но будь спокойна
Сердце мое
Я во всем разберусь
И выясню все
И тогда я мой ангел
Мой кумир
Привезу тебе с фронта
Дорогой сувенир
Привезу тебе турка
И Вильгельма царя
Что еще можно требовать
От такого как я

ПОСЛЕВОЕННЫЕ ПЛАНЫ ЭКСПЛУАТАЦИИ ВУЛКАНИЧЕСКИХ СИЛ ЭТНЫ

ДРЕВНИЙ ГОРОД ПОГРУЖЕН В СУМРАЧНОЕ МОЛЧАНИЕ

ДАЖЕ ВОСКРЕСНЫЕ КОЛОКОЛА БЕЗМОЛВСТВУЮТ

Куда отсюда, братцы,
Куда же нам идти?

Ричард Элсуэрс Севедж

В Фонтенбло, выстроившись перед дворцом Франциска I, они впервые увидели большие серые «фиаты» – санитарные автомобили, которыми им предстояло править. Скайлер вернулся и сообщил о своей беседе с шоферами-французами, которые сдавали им эти машины, – они злились как черти, потому что теперь их опять отправляли в окопы. Они спрашивали, какого черта американцы не сидят дома и не занимаются собственными делами, а вместо этого лезут сюда и захватывают все теплые местечки. В тот же вечер отряд был размещен в крытом толем и вонявшем карболкой бараке в маленьком городке в Шампани. Оказалось, что сегодня как раз 4-е июля, поэтому квартирмейстер распорядился дать им шампанского к ужину, а потом явился генерал с белыми моржовыми баками и произнес речь о том, что с помощью Am'erique h'eroique будет обеспечена la victoire,[108] и предложил тост за le pr'esident Вильсон. Командир отряда Билл Никербокер встал, слегка нервничая, и провозгласил тост за la France h'eroique, Г h'eroique Cinqui`eme Arm'ee[109] и la victoire к Рождеству. О фейерверке позаботились боши, устроившие воздушный налет, и все помчались в бомбоубежище.

Как только они спустились вниз, Фред Саммерс заявил, что тут дико воняет и он хочет выпить и вместе с Диком пошел искать какой-нибудь кабачок; они крались вдоль стен домов, чтобы не попасть под случайный шрапнельный осколок зенитных орудий. Они нашли кабачок, полный табачного дыма и французских пуалю, распевавших «Мадлон». Все закричали «ура!», когда они вошли, и к ним потянулась дюжина рук со стаканами. Туг они впервые закурили «Капораль ординер», и все наперебой угощали их, так что, когда кабак закрылся и фанфары проиграли сигнал, заменявший у французов вечернюю зорю, они пошли, слегка пошатываясь, по темным как могила улицам, в обнимку с двумя пуалю, которые обещали довести их до их барака. Пуалю говорили, что la guerre – это une saloperie, a la victoire – это une sale blague,[110] и жадно спрашивали, не знают ли les am'ericains каких-либо подробностей о la r'evolution en Russie.[111] Дик сказал, что он – пацифист и готов стоять за все, что положит предел войне, и они весьма многозначительно пожали друг другу руки и заговорили о la r'evolution mondiale.[112] Когда они уже лежали на своих походных кроватях, Фред Саммерс внезапно приподнялся и, закутавшись в одеяло, сказал своим курьезным, торжественным тоном:

– Ребята – это не война, а гнуснейший сумасшедший дом.

Были еще двое ребят в отряде, которые любили выпить и поболтать по-французски, – Стив Уорнер, гарвардский студент, и Рипли, первокурсник Колумбийского университета. Они стали шляться впятером, отыскивая в окрестных деревнях трактиры, где можно было достать яичницу и pommes frites,[113] и обходили по вечерам все estaminets;[114] их прозвали Гренадиновой гвардией. Когда отряд перевели на Voie Sacr'ee[115] под Верден и на три дождливые недели разместили в разрушенной деревушке, именовавшейся Эриз-ла-Птит, они поставили свои кровати рядом, в одном углу ветхого, полуобвалившегося амбара, куда их загнали. Дождь шел днем и ночью; днем и ночью грузовики с солдатами и снарядами ползли по глубокой и жидкой дорожной грязи по направлению к Вердену. Дик обычно сидел на своей кровати и смотрел в открытую дверь на пляшущие, залепленные грязью лица молодых французских солдат, отправлявшихся в наступление, пьяных, отчаявшихся, оравших «а bas la guerre, mort aux vaches, а bas la guerre!».[116] Однажды Стив вошел в амбар в мокром дождевике, лицо его было бледно, глаза сверкали, и он сказал тихо: