1920 год. Советско-польская война

Примерно то же самое происходит в армиях п. Тухачевского. 11 июля, когда войска северной 4-й армии начали топтаться на месте свенцянского «плацдарма», ожидая в одном месте подхода тяжелой артиллерии, а в другом пехоты и конницы, в это время две сжатые в кулак армии – 15-я и 3-я продвигаются почти без контакта с противником далеко от связанного боем п. Сергеева. Только в этот день вечером 15-я армия занимает Молодечно, находясь на расстоянии по крайней мере двух дневных переходов от германских окопов. И только ее северная 54-я дивизия на следующий день, 12 июля своими авангардами встретится с нашими 10-й и 17-й дивизиями. Рядом с ней идет тоже «таранная» 3-я армия. Как мы знаем, 6 июля она двинулась в почти южном направлении из района Докшиц в направлении Минска. Построенная массированным тараном, она шла так же медленно, как и 15-я армия. Когда же противник, то есть поляки, не дожидаясь удара и не стремясь ему противодействовать, отошли назад и отдали Минск, таран 3-й армии, не испробованный в деле, поворачивает (конечно, вновь с большой потерей времени) на северо-запад, на этот раз сближаясь с 15-й армией. 11 июля, как, впрочем, и в последующие дни, контакта с противником не имели. 16-я армия в этот день занимает Минск, везде натыкаясь лишь на дозоры арьергардов, оставленных не для боевых действий, а для ведения разведки.

Вероятно, ясно, что трехдневное сражение под Вильно было делом случая, а не результатом целенаправленного управления войной с обеих сторон. Тем не менее оно оказало на историю войны значительно большее влияние, чем тяжелые бои 4 и 5 июля. Во-первых, мы, поляки, с этого момента оказались перед лицом двух войн вместо одной. Как утверждают и п. Тухачевский, и п. Сергеев, Литва нарушила свой прежний нейтралитет и вступила в войну на стороне Советов. На весах истории, на весах более поздних военных событий, вплоть до окончания боевых действий, этот факт был дополнительным, часто очень тяжелым грузом, придавливающим вниз нашу польскую чашу. Этот груз часто давит на нее и сейчас. Само сражение особого интереса не представляло, но п. Сергеев характеризует его как упорное, потому что в момент, когда он сосредоточил в нескольких местах крупные силы для атаки, иллюзия «плацдармов» лопнула как мыльный пузырь, и редкие ряды защитников Вильно уже были не в состоянии удерживать линию. В свою очередь, контратаки с польской стороны, которые все-таки предпринимались и даже способствовали, как мы знаем, занятию Подбродья, тем не менее при таком построении войск, находящихся к тому же в меньшинстве, не могли принести какого-либо результата. Поэтому когда 14-го Вильно пало, мы немедленно ощутили влияние этого события на стратегическое построение и одной, и другой стороны с этого момента и до самой Варшавы в первом пункте польских приказов раз за разом будет повторяться сакраментальная фраза: «В связи с обходом противником нашего левого, северного фланга…» – остатки войск отступают на запад. Сразу же после взятия Вильно 14 июля отходят назад к Лиде ближайшие соседи – 10-я и 17-я дивизии, прикрытые раем проволочных заграждений и окопов. За ними, почти без боя в окопах начинают отход остальные силы 1-й армии, а еще дальше то же самое происходит с 4-й армией, которая покидает окопы только для того, чтобы перейти на новую линию, уже без проволочного рая, за рекой Шара…

Итак, все стратегические планы и замыслы в один момент лопнули из-за случайной битвы под Вильно. Стратегические подарки югу и тактические тяготы северу – вот обстановка, начало которой положил роковой приказ генерала Шептицкого от 5 июля и которая жестоко отомстила польской стороне.

Наряду с новой войной и изменением стратегической обстановки у нас к тому же произошло резкое падение морального духа войск, полководцев и всего народа. То, чего не сделал «извилистый ручеек» Аута, завершила Вилия – «наших рек родительница». Характерным свидетельством этого стали события последующих дней под Лидой: впервые за все время с 4 июля здесь формируется что-то более или менее похожее на сильную группировку польских войск. Сюда с разных сторон стекаются, как будто для крупной операции, несколько дивизий. Происходит то, что еще несколько дней назад могло решить исход битвы под Вильно в нашу пользу. Однако все это делается под давлением неприятеля, с целью, отнюдь не ведущей к победе, – для почти панического бегства. С победой в этом сражении кончается такое частое до сих пор топтание на месте советских войск, которые, робея перед прошлыми победами своего противника, не были уверены в своих победах. В принципе незначительное с точки зрения количества участвующих войск столкновение стало событием огромной важности, перевернувшим тактику театра войны.