1920 год. Советско-польская война

Этот странный и нелепый приказ, в немалой степени уменьшивший масштабы поражения советской армии под Варшавой, вызвал с моей стороны сильное негодование, но, к сожалению, слишком незначительные исправления. В специальном приказе, направленном на 8-ю дивизию, уже подошедшую к Острову, я ей запретил выполнять приказ комадующего своей армией и подчинил ее 4-й армии, которую и направил на осиротевшее направление – на Ломжу. Этим я ослабил натиск на отходящую советскую 3-ю армию, которая, по определению п. Сергеева, меньше других ощутила на себе последствия варшавского поражения. Этим же я подверг опасности армию ген. Смиглы и особенно ее правофланговую 1-ю дивизию легионеров, которая была обречена на действия в полной изоляции без какой-либо поддержки соседних армий[7].

Не раз по окончании войны я пытался проанализировать свои действия и действия других людей во время варшавского сражения. Мне всегда казалось, что я не полностью воспользовался обстановкой, сложившейся в результате атаки пяти наших дивизий от Вепржа. Этой атакой я достиг того, что 17 августа был отдан приказ об отступлении всех советских войск от Варшавы на восток. Но анализ всегда приводил меня к мысли, что с моей стороны имели место довольно существенные промахи, которые не позволили превратить разгром, нанесенный советским войскам под Варшавой, в окончательное поражение воюющего с нами государства, из которого оно уже не нашло бы выхода. Первый недостаток, который я оценил сразу, – это неэффективное использование времени 18 августа, то есть дня, который я провел в Варшаве. Этот день для нашей 4-й армии, а точнее – для ее последующего наступления, был практически потерян. Без моего непосредственного нажима эта армия почти ничего не предприняла, даже для выяснения обстановки. А если бы я ее продолжал подталкивать, она могла бы свободно выйти к Бугу и своими авангардами уже 18-го показать размеры поражения, которое потерпела советская 16-я армия, а также войти в соприкосновение с отступающей 3-й армией противника.

Такая возможность существовала, если учесть, что действия 4-й армии могли быть дополнены и поддержаны усилиями всей 1-й армии, если бы она в тот же день двинулась в направлении, определенном для нее только приказом от 18 августа пополудни. Я провел этот день в Варшаве, где, как я уже говорил, не хотели смотреть на обстановку так оптимистически и где пытались обойтись лишь половинчатыми мерами. Вторым промахом, вскрытым при тщательном анализе, было 19 августа, когда, увидев половинчатость мер, предпринимаемых господами в Варшаве, я не взял немедленно все бразды правления в свои руки и не ликвидировал в зародыше организационный хаос и бездеятельность в управлении, которые развивались и нарастали после моего отъезда из столицы 12 августа. Страх и абсурд, порожденные нашими неудачами и поражениями за последний месяц и положенные в основу решения на варшавское сражение, настолько сильно укоренились в столице, что люди с большим трудом освобождались от их влияния. Здесь постоянно ощущалось желание держать на непосредственном фронте у Варшавы побольше войск, как бы ограждающих город от страха. Быстрый, молниеносный поворот событий, совершенный мной при помощи столь мизерных сил, всем казался каким-то непрочным и ненадежным – ведь перед этим вся наша армия в течение полутора месяцев не могла справиться с неприятелем ни на юге, ни на севере. В такой атмосфере, когда по городу еще блуждал призрак недавнего кошмара, подхватывался любой слух о мельчайшем проявлении активности противника и на этом фоне раздувалось пламя панического страха перед все еще возможным поражением и гасилась всякая искра надежды на победу. В умах и сердцах как бы продолжалось затмение, в то время как я уже 19-го и 20-го чувствовал себя совершенно свободным от какого-либо страха. Я прекрасно понимал, что надо как можно скорее убрать из-под Варшавы этот стратегический абсурд – чрезмерное и бессмысленное скопление войск. Как уже говорилось, во время моего пребывания в Варшаве 18 августа самые горячие дебаты разгорелись вокруг известий из Плоцка, захваченного в этот день Советами, вокруг сообщений о штурме Влоцлавска и о передвижениях советских войск в предместьях Бродницы и Торуня. Этим как бы еще больше нагнеталась мнительность, порожденная нашими недавними поражениями, – враг продолжал продвигаться вперед, на запад, захватывая все новые города. Поэтому, признаюсь, я с удивлением читал у п. Тухачевского его жалобы на 4-ю армию, а у п. Сергеева – признание во всех грехах, которые приписывались 4-й армии в период варшавского сражения. Ну а нарекания п. Тухачевского уж совсем необоснованны. Ведь 8 августа он сам отдал приказ, предписывающий 4-й и 15-й армиям не взятие Варшавы, а «поход за Вислу».