1922: эпизоды бурного года

Вальтер Ратенау родился 29 сентября 1867 года в Берлине. Его отец Эмиль был хитроумным и дальновидным бизнесменом: он купил европейские патенты на электрическую лампу накаливания, которую совсем недавно изобрел Томас Эдисон. Ратенау-старший основал фабрику, которая в будущем станет AEG (Allgemeine Elektricitäts Gesellschaft – Всеобщей электрической компанией), самым крупным немецким предприятием в сфере электроэнергии XX века. Ратенау стал чрезвычайно богатым человеком. Его сын Вальтер изучал в университете естественные науки, получил степень доктора физики и в конце концов пошел по стопам отца. В 1899 году он вступил в совет директоров AEG и через шестнадцать лет занял кресло председателя. Однако в промышленности Вальтер не добился особенного успеха. Он был человек высокой культуры, мечтатель, писал книги по социальной теории и экономике. Для миллионера его взгляды на капитализм были удивительны: он считал, что система, основанная лишь на погоне за прибылью, едва ли приведет человечество к процветанию. В 1918 году он стал одним из основателей Немецкой демократической партии: это была левоцентристская группировка, одна из многих в том плавильном котле, который представляла собой политика в годы Веймарской республики. В последние годы взгляды Вальтера Ратенау лишь еще больше полевели.

В 1921 году рейхсканцлер Германии Йозеф Вирт убедил Ратенау вступить в правительство в качестве министра реконструкции. Это была трудная должность: страна никак не могла оправиться от катастрофического поражения в войне и страдала от тяжелых условий Версальского мирного договора. Ратенау хорошо справлялся со своими обязанностями, однако не задержался на посту долго. В следующем году министр иностранных дел Фридрих Розен, заслуженный дипломат и эксперт в персидской поэзии, подал в отставку, устав нести тяжелую ношу. Вирту несколько месяцев приходилось самому исполнять функции министра иностранных дел, и Ратенау был самым очевидным кандидатом на замену. Поколебавшись, он согласился. Его мать страстно противилась этому назначению, считая, что сейчас для этого слишком опасное время. О том, что сын дал согласие, она узнала только из газет. «Вальтер, как ты мог так со мной поступить!» – горестно вопрошала она, встретившись с ним за обедом. «Я не мог иначе, мама, – отвечал Ратенау. – Больше было некому».

Тревоги фрау Ратенау вскоре оправдались. В мае Йозефу Вирту передали, что против новоиспеченного министра иностранных дел готовится заговор. Вирт пригласил Ратенау к себе в кабинет, чтобы предупредить его и настоять на повышенной охране. Услышав такие вести, Ратенау утратил дар речи и долго стоял неподвижно. Вирт после вспоминал, что он «будто уставился в невидимую даль». Наконец Ратенау сделал шаг к Вирту и, положив обе руки ему на плечи, сказал: «Дорогой друг, это вздор. Зачем кому-либо вредить мне!» Но в глубине души Ратенау, скорее всего, знал, что ошибается. Навредить ему желали уйма людей. Он был еврей, миллионер и один из самых приметных членов правительства, которое многие немцы ненавидели и считали нелегитимным. Конечно, Ратенау грозила опасность – прежде всего от правых террористов-антисемитов.

Информаторы Вирта не ошиблись. Заговор против Ратенау действительно существовал, и его будущие убийцы были настроены куда более серьезно, чем всякие бахвалы в барах и клубах, которых в то время было предостаточно. В центре заговора стояли двое мужчин, ни одному из которых еще не исполнилось тридцати, однако они уже давно участвовали в выступлениях фрайкоров, полувоенных группировок, которые осложняли жизнь Веймарской республике со дня ее основания. Звали этих двоих Эрвин Керн и Германн Фишер. Оба участвовали в войне и оба не готовы были принимать последствия поражения. Керн служил во флоте в звании лейтенанта, Фишер к концу войны дослужился до ротного командира. В 1920 году он принимал участие в так называемом Капповском путче, неудачном мятеже правых сил в Берлине. Ныне, объединившись и собрав вокруг себя разношерстных союзников, они планировали убить того, кого Керн считал «самым великим из его окружения» – Ратенау.