1937

Ежов разрушил иллюзии о том, что обсуждение должно коснуться только двух наркоматов, названных в повестке дня. Он сообщил, что за последние месяцы «по НКПС прошло 130 дел, причём у нас ещё много впереди дел, по Наркомлегпрому 141 человек, присуждённых на разные сроки, в том числе и к расстрелу… по Наркомпросу — 228 человек. (Голос с места: Ого! Это я понимаю.)» На основании этого Ежов делал вывод, что «задето (вредительством.— В. Р.) не только ведомство Наркомтяжпрома, задет не только НКПС, но не в меньшей мере задеты и все остальные наркоматы. Поэтому думать, что эти ведомства, поскольку их доклад не поставлен, просто проскочили, не выйдет из этого!». Если наркомы не сумеют развернуть борьбу с вредительством, продолжал угрожать Ежов, «ЦК найдёт достаточно силы для того, чтобы таких людей кое-чему поучить, если только они не безнадёжны к учебе» [626].

Речь Ежова полностью рассеяла иллюзии некоторых наркомов и в том, что индульгенцией для них может явиться успешное выполнение и перевыполнение их отраслями хозяйственных планов (промышленность СССР в 1935 и 1936 годах развивалась темпами, намного превышавшими темпы роста в любой из предшествовавших десяти лет). Ежов заявил, что «все наши планы, по существу говоря, занижены. Чего же думать о перевыполнении заниженного плана. (Сталин: Правильно.)»

Конкретный разговор о ведомствах Ежов начал с Госбанка, где «вскрыта довольно мощная троцкистская организация численностью до 20 человек (Голоса с мест: Здорово! Ого!)». Эта организация, по словам Ежова, расхищала государственные средства для финансирования подпольного троцкистского центра и создавала валютные фонды за границей, например, «на тот случай, ежели Зиновьеву и Каменеву удалось бы удрать за границу». Такие же хищения, утверждал Ежов, производились в местных организациях Госбанка, причём похищенные средства тратились не только на „троцкистскую работу“, но и на личные нужды: строительство себе дач, домов и т. д. [627].

Здесь мы сталкиваемся ещё с одной амальгамой, практиковавшейся «органами». Вопреки бытующим представлениям, что в период сталинизма коррупция не получила широкого развития, многие бюрократы 30-х годов отнюдь не чурались экономических преступлений. Это давало возможность «органам» давить на уличённых в растратах, казнокрадстве и т. д., чтобы добиться от них признаний в причастности к троцкистским вредительским организациям. Раскрывая эту нехитрую механику, Троцкий писал: «Наиболее многочисленный человеческий материал для судебных амальгам доставляет, пожалуй, широкий слой плохих администраторов, действительных или мнимых виновников хозяйственных неудач, наконец, чиновников, неосторожных в обращении с общественными деньгами. Граница между легальным и нелегальным в СССР крайне туманна. Наряду с официальным жалованьем существуют бесчисленные неофициальные и полулегальные подачки. В нормальные времена такие операции проходят безнаказанно. Но ГПУ имеет возможность в любой момент предоставить своей жертве на выбор: погибнуть в качестве простого растратчика и вора или попытаться спастись в качестве мнимого оппозиционера, увлечённого Троцким на путь государственной измены» [628].

Когда Ежов заявил, что может «по каждому ведомству кое-что рассказать», состоялся следующий обмен репликами между ним и залом:

Голоса с мест: Расскажи, полезно.

Молотов: По Наркомлегпрому…

Ежов: …мы только сейчас, по существу говоря, начинаем разворачивать дело по Наркомлегпрому, хотя по этому ведомству у нас осуждено довольно значительное количество — 141 человек из активных вредителей и диверсантов, из которых довольно значительная группа расстреляна по постановлению суда. ‹…› Но у нас есть основания полагать, что мы тут нападём на очень крупную организацию шпионско-диверсионную, которая из года в год проводила работу в аппарате Наркомлегпрома [629].

Во время следующих выступлений наркомов Молотов и Каганович перебивали их грубыми репликами, призванными подчеркнуть: ораторы не уделяют внимания главной задаче, которая ставилась теперь перед всеми хозяйственными руководителями: самостоятельному поиску вредителей в своих ведомствах. В этом плане показателен диалог, развернувшийся между Молотовым и наркомом лёгкой промышленности Любимовым:

Молотов: Кого-нибудь из вредителей наркомат разоблачил или нет? Были такие случаи, чтобы сам наркомат кого-нибудь разоблачил или нет?

Голос с места: Он не подготовился к этому случаю.

Молотов: Но всё-таки?

Любимов: …я не могу назвать случая, чтобы наш аппарат открыл вредительство.

Молотов: Это большой недостаток [630].