1937. АнтиТеррор Сталина

Современные авторы А. Колпакиди и Е. Прудникова утверждают, что «даже несфальсифицированные результаты голосования были сокрушительным поражением» оппозиции. «Даже в партийных верхах, где оппозиционные настроения были наиболее сильны, противники Сталина могли набрать всего, лишь 25 % голосов». Но съезд партии 30-х гг. — это не британский парламент. «Тертые калачи», осторожно обсуждавшие смещение Сталина, да еще и погоревшие на этом обсуждении (не с тем посоветовались, Киров доложил), вовсе не собирались свергать Сталина голосованием на съезде. Съезд, тем более номенклатурный, — это масса людей, которые будут голосовать так, как скажет президиум. Поэтому следовало действовать аппаратными методами.

И уж крайним идеологизмом выглядит утверждение, что оппозиционные настроения были наиболее сильны в партийных верхах. Тонны партийных документов вопиют о массовом недовольстве в первой половине 30-х гг. буквально во всех слоях развороченного социального муравейника. Множество документов, пришедших «от низов», сочатся ненавистью к «вождям пролетариата». До партийной верхушки оппозиционные настроения доходили в последнюю очередь, но в тоталитарной системе именно это имеет политическое значение. Тем не менее следующий ход в этой игре сделал именно человек из низов.

Выстрел маленького человека

1 декабря 1934 г. бывший партийный работник Л. Николаев проник в здание Смольного в Ленинграде. 3 декабря Николаев рассказывал: «Я увидел, что навстречу мне по правой стороне коридора идет Сергей Миронович Киров на расстоянии от меня 15–20 шагов. Я, увидев Сергея Мироновича Кирова, остановился и отвернулся задом к нему так, что, когда он прошел мимо, я смотрел ему вслед в спину. Пропустив Кирова от себя на 10–15 шагов, я заметил, что на большом расстоянии от нас никого нет. Тогда я пошел за Кировым вслед, постепенно нагоняя его. Когда Киров завернул налево к своему кабинету, расположение которого мне было хорошо известно, вся половина коридора была пуста — я подбежал шагов пять, вынув на бегу наган из кармана, навел дуло на голову Кирова и сделал один выстрел в затылок. Киров мгновенно упал лицом вниз».[148]

Николаев уже несколько месяцев вынашивал планы убийства. 15 октября его задержали у квартиры Кирова, но Николаев убедительно объяснил свой визит: незаконно уволенный с работы партиец, он ходатайствовал о предоставлении ему какой-нибудь должности. Найденный у Николаева пистолет принадлежал ему законно. Николаева отпустили. 1 декабря он пришел в Смольный для того, чтобы получить билет на собрание партийного актива, где должен был выступать Киров. Он ходил из кабинета в кабинет, знакомые, которых у него было немало по партийной работе, так и не выдали ему билета.

В этот день Киров не должен был присутствовать в Смольном, но он изменил свои планы и заехал ненадолго. Охранник Кирова Борисов немного отстал, перемолвившись с сослуживцем. Киров повернул за угол и услышал за спиной торопливые шаги…

Узнав о выстреле, Сталин проговорил одно слово: «Шляпы!» Немедленно была сформирована группа высших партийных руководителей, которая под строжайшей охраной выехала в Ленинград. Перед отъездом лидеры партии написали и оперативно приняли постановление президиума Верховного совета о борьбе с терроризмом. Дела о терактах теперь следовало вести ускоренным порядком. А. Кирилина считает: «Его авторами владело одно чувство — ярость».[149] Добавим — и страх. Если открыт сезон охоты на вождей, то кто следующий? 5 декабря, когда указ был доработан, было объявлено, что дела о терроризме будут слушаться без участия сторон и даже подсудимых. Как в Гражданскую войну — некогда разбираться, надо перебить всех подозреваемых, чтобы виновник не ушел.

Сталин допросил Николаева. Тот утверждал: «Все это я подготовил один, и в мои намерения никогда я никого не посвящал». На допросе 1 декабря убийца объяснил свои мотивы: «Оторванность от партии… мое безработное положение и отсутствие материальной помощи со стороны партийных организаций». Николаев надеялся, что его выстрел может «стать политическим сигналом перед партией, что… накопился багаж несправедливых отношений к живому человеку со стороны отдельных государственных лиц».[150]

Отдельных лиц, а не системы. В Смольном поговаривали о. романе между Кировым и женой Николаева. В своем дневнике он написал: «М., ты могла бы предупредить многое, но не захотела».[151] Жена Николаева Мильда Драуле сразу же после убийства оказалась в руках НКВД, ее допрос начался через пятнадцать минут после выстрела.[152] Не к Мильде ли приезжал Киров в Смольный, не у себя ли в кабинете назначил он встречу?