1937. АнтиТеррор Сталина

Началось с того, что Сталин счел нецелесообразным разрешить подготовленную в «Большевике» публикацию статьи Энгельса «Внешняя политика русского царизма». Прочитав статью «классика», опубликованную в 1890 г., Сталин испещрил ее пометками: «Слишком просто. Стиль легкого памфлетиста», «Это качество было присуще дипломатии Германии и Англии так же, как и России», «Почему? Ведь это неверно», «А куда девались Англия, ее противоречия с Германией?», «Наивно».[164] Действительно, статья Энгельса написана в стиле либерального памфлета, где ответственность за беды Европы возлагаются на Россию, а столь же негативная роль западноевропейских государств остается в тени. Сталин вовсе не отказывается от характеристики Российской империи как жандарма Европы, но стремится восстановить историческую справедливость — Запад ничем не лучше.

Статья так «раззадорила» Сталина, что он 19 июля 1934 г. даже направил членам Политбюро и директору ИМЭЛ В. Адоратскому большой текст с критикой наиболее «русофобских» положений Энгельса. Этот текст был опубликован в мае 1941 г., уже в иных политических обстоятельствах, а в 1934 г. для публикации не предназначался. Обычно работу Сталина «О статье Энгельса «Внешняя политика русского царизма» рассматривают в контексте «державного» поворота политики и «отказа» Сталина от идеи мировой революции.[165] Сам текст сталинской критики Энгельса (как, впрочем, и другие выступления Сталина этого периода) не дает оснований для столь смелых выводов — Сталин нигде публично не отказывался от самой идеи мировой революции и не утверждает, что роль России была лучше, чем других европейских хищников.

Суть позиции Сталина: публикация статьи Энгельса не в собрании сочинений (то есть в контексте своего времени, творчества «классиков»), а в «нашем боевом журнале, в «Большевике», будет воспринята как актуальные указания и «может запутать читателя». «Я уже не говорю о том, что завоевательная политика со всеми ее мерзостями и грязью вовсе не составляет монополию русских царей». А это важно — ведь русских царей нет, а западные государства, которых косвенно оправдывает Энгельс, — продолжают противостоять коммунистическому движению.

Сталин указывает на «переоценку роли царской власти как «последней твердыни общеевропейской реакции» (слова Энгельса). Что царская власть в России была могучей твердыней общеевропейской (а также азиатской) реакции — в этом не может быть сомнения. Но чтобы она была последней твердыней — в этом позволительно сомневаться». Из такой постановки вопроса Энгельсом вытекает, что война «буржуазной Германии с царской Россией является не империалистической, не грабительской, не антинародной войной, а войной освободительной или почти освободительной?

Едва ли можно сомневаться, что подобный ход мыслей должен был облегчить грехопадение германской социал-демократии 4 августа 1914 года, когда она решила голосовать за военные кредиты и провозгласила лозунг защиты буржуазного отечества от царской России, от «русского варварства» и т. п.».

Косвенная ответственность Энгельса за грехопадение старой социал-демократии, отцом которой он является, — это полдела. У Сталина в кармане есть и более существенный компромат на духовного отца Второго Интернационала: «Характерно, что в своих письмах на имя Бебеля, писанных в 1891 году (через год после опубликования статьи Энгельса), где трактуется о перспективах надвигающейся войны, Энгельс прямо говорит, что «победа Германии есть, стало быть, победа революции», что «если Россия начнет войну, — вперед на русских и их союзников, кто бы они ни были!»

Понятно, что при таком ходе мыслей не остается места для революционного пораженчества, для ленинской политики превращения империалистической войны в войну гражданскую».[166]

Таким образом Сталин противопоставляет Энгельсу и воспитанной им «старой» социал-демократии ленинскую позицию революционного пораженчества, а не русской державности, как представляют позицию Сталина сторонники теорий его националистического перерождения/воскрешения (в спектре от Троцкого до Устрялова и их нынешних эпигонов, о которых речь пойдет ниже).

Политбюро, естественно, согласилось с доводами Сталина и 22 июля приняло постановление: статью в «Большевике» не публиковать, оставив ее до соответствующего тома собрания сочинений Маркса и Энгельса.

30 июля Сталин отправляется в отпуск. В августе выходит очередной номер «Большевика», где возмущенный Сталин обнаруживает другую работу Энгельса практически той же идейной направленности — письмо к И. Надежде 1888 г. Публикация, не согласованная со Сталиным, сопровождается предисловием «От редакции», в котором Сталин узнал руку Зиновьева.

В своем письме И. Надежде Энгельс утверждает, что если вспыхнет война, то нужно желать поражения всем правительствам. Но особенно сосредоточивается на России, «кошмаре, тяготеющем над всей Европой». Здесь особенно нужна революция.