1937. АнтиТеррор Сталина

Никакой «переход к этатизму» и «отказ от мировой революции» тут был ни при чем. В споре левых и правых членов руководства Коминтерна решался прагматический вопрос: каким образом усилить влияние коммунистического движения и СССР в мире и нанести поражение фашизму.

Анализ архивов Коминтерна показывает, что окончательное решение вопроса о переходе к более «правой» политике Коминтерна Сталин принял в первых числах декабря 1934 г., то есть в связи с убийством Кирова[551].

Решение о корректировке внешней политики позволяло Сталину не только усилить сопротивление фашистской угрозе и усилить позиции коммунистов во Франции и Испании (что как раз соответствовало также задачам коммунистической экспансии), но и решительно отмежеваться от внешнеполитических идей левой оппозиции, на физическое уничтожение которой Сталин решился в связи с убийством Кирова. Отсюда — хронологическое совпадение начала «антитеррористического» расследования против левых, одобрения эксперимента с «Народным фронтом» во Франции и начала подготовки новой конституции, соответствующей вкусам западных партнеров Сталина. Желая произвести положительное впечатление на новых партнеров — французскую и британскую элиты, социал-демократов и испанских республиканцев, Сталин с легкостью поменял конституционный муляж, приняв Конституцию 1936 г. и даже проведя «свободные выборы» 1937 г., ничего не изменившие в системе власти. Сближение с Западом и политика «Народного фронта» имели значение и для ситуации в Европе и, возможно, для настроений большевиков, привыкших враждебно относиться к «Антанте». Л. Наумов считает, что «курс на «чистку» находился в противоречии с «политикой умиротворения» (1934–1935), которую проводило Политбюро под руководством Сталина до этого»[552]. Вообще-то «умиротворением» называется политика Великобритании и Франции в отношении нацизма, а СССР в указанный период проводил политику «коллективной безопасности». И вот она-то не противоречила репрессиям против левых коммунистов, у которых вызывала недовольство. Впрочем, уже в 1938 г. Большой террор развеял любые иллюзии по части демократического курса Сталина, а сам он разочаровался в своем «эпохальном» внешнеполитическом повороте.

* * *

В одних условиях Сталин считал более целесообразной политикой конфронтацию с «буржуазными» институтами стран Запада, в других, как во время «Народного фронта», — использование их. Но не это определяло направление его политики. Первичной была ситуация внутри СССР. Когда наращивание репрессий в СССР поставило под угрозу «Народный фронт», это не остановило Сталина.

Инициаторы Народного фронта еще пытались спасти положение, понимая, сколь сокрушительными будут последствия террора для их дела: «Московский процесс для меня — терзание, — писал Р. Роллан о суде над своим другом Бухариным и другими большевиками, — …резонанс этого события во всем мире, особенно во Франции и Америке, будет катастрофическим». Он предлагал «друзьям СССР» направить Сталину закрытое письмо, в котором попытаться заставить его задуматься, «какие плачевные последствия для Народного фронта, для сотрудничества коммунистической и социалистической партий, для совместной защиты Испании будет иметь решение, приговаривающее осужденных к смертной казни»[553]. Современные исследователи констатируют, что «варварство репрессий заставило отшатнуться либералов и социалистов»[554], и это несомненно в отношении лидеров социалистического интернационала. О. Бауэр сокрушался: «Обвинения на московских процессах подорвали доверие к Советской России»[555]. Блюма и Гильфердинга московские судебные процессы повергли в шок[556].

Сталин не уступил, уничтожение «крыльев» партии было важнее для него, чем политика Народного фронта. Фасад рухнул, стало ясно, что конституция в СССР — только пустая скорлупа.

К этому времени Сталин убедился, что Франция — ненадежный союзник, а в 1939 г. Сталин и вовсе отказался от «Народного фронта, и от «коллективной безопасности», и это не изменило характер режима, не сделало Сталина большим или меньшим этатистом. Ибо весь период своего пребывания у власти он был и этатистом, и коммунистом, но никогда не был ни демократом, ни апологетом Российской империи.

Нет никаких документов, которые свидетельствуют об отказе Сталина от цели победы коммунизма в мировом масштабе. Просто он и до, и после 1934 года отождествлял успехи коммунистического движения и успехи СССР. Поэтому бессмысленны попытки определить, до каких пор Сталин был коммунистом, а когда стал патриотом.