1937. Большая чистка. НКВД против ЧК

Для польской разведки (как и для финских и эстонских спецслужб) сотрудничество с МОЦР оказалось плодотворным и сравнительно дешевым, как в смысле информационного и человеческого материала, так и в отношении материальных расходов. Как вспоминал один из руководителей польских спецслужб, в «двуйке» рассуждали так: «К чему… строить собственные линии, к чему прибегать к рискованной агентурной работе, к чему выбрасывать большие деньги, когда почти еженедельно из Москвы в дипломатических вапизах доставлялись красиво запечатанные конверты, содержащие ответы почти на все вопросы и дававшие большую надежду на углубление и расширение разведки во всех направлениях»[644]. МОЦР представил польской военной разведке отчет о своих агентурных возможностях в Советском Союзе («…организация имеет своих людей в аппарате Наркомата по военным и морским делам, Разведуправлении Штаба РККА, Главном артиллерийском управлении РККА, штабе Балтийского флота»). Поляки незамедлительно назначили МОЦР денежную субсидию. Поначалу сумма была небольшой — всего 500 долларов в месяц, но затем финансирование было увеличено. Также решили вопрос о кураторе от 2-го отдела ПГШ, с которым бы контактировали в Москве представители «Треста». Им стал сотрудник польской миссии ротмистр Недвзвинский[645].

По линии МОЦР в распоряжение иностранных разведок поступали документы о боевой и мобилизационной готовности Красной Армии, данные о дислокации, численности, боевой оснащенности воинских частей и соединений, пропускной способности железных дорог и мощности военной промышленности, списки и характеристики командиров и начальников штабов корпусов и дивизий РККА. Все эти материалы, большей частью носили дезинформационный характер. Нарастающий информационный поток подвиг Артузова к идее создания при ОГПУ специального Межведомственного бюро дезинформации, где создавалась бы «деза» политического, военного и экономического характера.

Однако из-за опасности, что называется, перекормить дезинформацией зарубежные разведки и тем самым демаскировать МОЦР, агентам ОГПУ передавались и реальные сведения о Красной Армии. В 1923 году Якушев представил польской военной разведке для фотографирования «доклад с подробными цифрами обеспечения техническим снабжением Красной Армии военного времени от 15.Х.1923 года за № 2143/сс за подлинными подписями С.С. Каменева, И.С. Уншлихта и Б.М. Шапошникова». В январе 1925 года руководители МОЦР организовали передачу подлинных материалов на командиров и начальников штабов и корпусов РККА, а также ряд других сведений о Красной Армии. В переданных списках фигурировали такие военачальники как П.Е. Дыбенко, И.Ф. Федько, Б.М. Фельдман, Н.Д. Каширин, И.С. Кутяков[646]. Одновременно за кордон уходили и отдельные документы НКИД (в частности Захарченко-Шульц писала о передаче письма Чичерина об отношениях с Финляндией), а также отдельные сводки ГПУ и материалы ГПУ «по церковным вопросам»[647].

Столь успешная работа агентуры КРО ОГПУ вскоре дала возможность Артузову сообщать в своих отчетах в ЦК партии: «За 1923–1924 гг. удалось поставить борьбу со шпионажем на такую степень, при которой главные европейские штабы были снабжены на 95 процентов материалом, составленным по указанию Наркомвоена и НКИД, и имеют, таким образом, такое представление о нашей военной мощи, как этого желаем мы. Мы имеем из этих штабов документальные доказательства справедливости такого нашего мнения»[648].

В октябре 1923 года в Москву прибыли эмиссары Кутепова — М.В. Захарненко-Шульц и ее муж Г.Н. Радкович. Их прибытие осложнило ведение операции «Трест». Парижские визитеры пытались не только выяснить истинное лицо МОЦР, ее реальные возможности, но и имели желание взять под свой контроль деятельность большинства ячеек организации. «Племянники» (так шифровали себя в переписке Захарченко-Шульц и Радкович) поселились на квартире у Оперпутта-Стауница (в Серебряном переулке).

«Трестовцы» с первых недель пребывания супругов Красноштановых (еще один агентурный псевдоним Захарченко-Шульц и Радковича) привлекли их к нелегальной работе. Ларек на Центральном рынке в Москве (где стали работать «племянники») превратился в «почтовый ящик», куда сотрудники польского посольства приносили пакеты, адресованные МОЦР и получали почту для отправки по дипломатическим каналам в Варшаву, Берлин и Париж. Часть переписки вела сама Захарченко-Шульц. По указаниям Оперпутта-Стауница она ведала «химией» (тайнописью) и шифровкой писем, шедших за границу.