1937. Большая чистка. НКВД против ЧК

В сети советской разведки Клещинский попал в июле 1926 года. Его «служба» обходилась ковенской резидентуре ОГПУ в 500 литов в месяц, одновременно какие-то деньги уходили в СССР родственникам агента. От «Иванова-ХИ» снабжал ИНО ОГПУ разнообразными сведениями о литовском правительстве, армии, политических и общественных деятелях. В обвинительном заключении на Клешинского было указано: «Освящал внутреннюю борьбу партий и давал подробную характеристику правящих кругов и высших военных начальников», а также сообщал данные чисто военного характера», являясь «…одним из деятельнейших агентов, причинивших большой вред [литовскому] государству и армии»[701].

В случае с Клещинским ОГПУ о конспирации особо не заботилось. Встречи с кураторами от ОГПУ происходили три раза в месяц и чаще всего на частной квартире Клещинского в Ковно. Информация об этих полусекретных контактах с советскими дипломатами дошли до литовской контрразведки, где решили взять под оперативное наблюдение бывшего начальника Генштаба. Уже после ареста литовская пресс писала, что Клещинский очень боялся разоблачения и одно время даже хотел сбежать в Турцию.

19 мая 1927 года на квартиру Клещинского ворвались агенты полиции. Помимо хозяина там был задержан помощник резидента ИНО ОГПУ (П.М. Журавлева) Н.О. Соколов. В результате столь громкого провала под угрозой расконспирирования оказалась вся деятельность ИНО ОГПУ в Литве. В результате Журавлеву, Соколову (консулу СССР в Ковно) и другим дипломатам-чекистам пришлось спешно покинуть литовскую столицу.

31 мая 1927 года Клещинский предстал перед военно-полевым судом. Судебное заседание проходило в VI форте. Подсудимый подал на имя литовского президента Сметоны прошение о помиловании и выразил сожаление по поводу своих преступных деяний, просил о даровании ему жизни. Свое выступление на суде он начал словами: «Мне очень стыдно, господа, смотреть вам в глаза. Я принужден был работать для тех, кого всей душой ненавидел. Сначала меня заставляло делать это материальное положение». Военно-полевой суд отклонил просьбы и приговорил Клещинского к расстрелу. На рассвете 1 июня 1927 года он был расстрелян[702].

Подобные провалы советской разведки и контрразведки, неудачная концовка операции «Трест» и последующие события — попытка взрыва здания на Лубянке, теракты в Ленинграде и Белоруссии, убийство полпреда в Варшаве П.Л. Войкова, совершенное белоэмигрантом Б. Кавердой, — все это создало впечатление волны террора, захлестнувшей Страну Советов, немедленно вызвав тем самым ответную реакцию советских властей. Свою роль сыграло и ожидание начала военных действий со стороны некоторых западных держав («военная тревога 1927 года»).

8 июня 1927 года Политбюро ЦК ВКП(б) «в связи с белогвардейскими выступлениями» постановило: «Поручить ОГПУ провести массовые обыски и аресты белогвардейцев, опубликовать сообщение ОГПУ с указанием в нем на произведенный расстрел 20 видных белогвардейцев, виновных в преступлениях против Советской власти; организовать комиссию для усиления мер охраны, как в отношении центральных учреждений, так и отдельных руководящих товарищей». Это решение стало ответом на жесткие требования Сталина: «Всех видных монархистов, сидевших… в тюрьме или концентрационном лагере, надо немедленно объявить заложниками. Надо теперь же расстрелять пять или десять монархистов, объявив, что за каждую попытку покушения будут расстреливаться новые группы монархистов. Надо дать ОГПУ директиву о повальных обысках и арестах монархистов и всякого рода белогвардейцев по всему СССР с целью их полной ликвидации всеми мерами»[703].