1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе

«Есть все-таки правда на свете» – подумал Магер, узнав, что его мучители арестованы и понесли соответствующее наказание. Еще когда он по первому заходу находился в тюрьме, в 1939 году за фальсификацию дел и применение незаконных методов следствия, а попросту говоря – за систематическое избиение арестованных, были подвергнуты аресту начальник особого отдела ЛВО Никонович и его заместитель Самохвалов, сотрудники этого отдела Авдеев, Литвиненко, Лещенко, Рассохин, Кордонский и другие авторы многостраничных «липовых» дел. В частности, М.Г. Рассохин был арестован 5 марта, а П.Б. Кордонский – 13 апреля 1939 года. Формальным обвинением первого из них послужило то, что он якобы скрывал, уводя от серьезных политических и уголовных обвинений участников контрреволюционных формирований. Например, что он вынудил Линдова-Лившица (бывшего начальника мобилизационного отдела штаба ЛВО) отказаться от своих показаний о принадлежности работников госбезопасности Владимирова и Ямпольского к военно-фашистскому заговору.

Разумеется, что кроме Магера на указанных садистов в форме офицера НКВД было кому жаловаться. В постановлении о принятии меры пресечения указано, что Рассохин и Кордонский арестовали заместителя начальника штаба ЛВО комбрига И.М. Подшивалова, военного прокурора 1-го стрелкового корпуса военного юриста 1-го ранга Ф.В. Маркова и еще немало других командиров и политработников, не располагая на них никакими агентурными материалами, а только по показаниям других подследственных. Кроме того, в этом постановлении также отмечалось, что Рассохин и Кордонский в ходе следствия вынуждали арестованных давать так называемые «условные» показания о своей причастности к антисоветской деятельности, мотивируя это якобы интересами ВКП(б) и Советской власти. И жестоко обманывали беззащитных людей – эти самые «условные» показания затем фигурировали на следствии и в суде в качестве основных и довлеющих.

Под давлением фактов на следствии по своему делу (на допросах и очных ставках) Рассохин и Кордонский вынуждены были подтвердить случаи избиения ими Магера и других арестованных военнослужащих, в том числе бывшего командира 19-го стрелкового корпуса комдива В.П. Добровольского, члена Военного совета ЗакВО корпусного комиссара М.Я. Апсе, командира 1-го стрелкового корпуса комдива В.И. Малафеева, командира 1 й танковой бригады полковника А.И. Лизюкова и других «генералов».

Относительно А.И. Лизюкова, будущего командарма 5 й танковой и Героя Советского Союза. На очной ставке с начальником 8-го отделения особого отдела УНКВД по Ленинградской области И.Н. Лещенко Рассохин вынужден был признать факт избиения им подследственных Магера и Лизюкова. Содержание протокола допроса Лизюкова от 21 января 1940 года поведало нам о том, что работники УНКВД по Ленинградской области и особого отдела ЛВО Раев, Оксень, Приезжин, Пашин, Махонин, Рассохин и другие длительное время истязали его, добившись в результате подписания ложных показаний. Среди прочего вымышленного материала в протоколе имеется и такое сногсшибательное утверждение – Лизюков намеревался совершить террористический акт над руководителями ВКП(б) и Советского правительства путем наезда танка на Мавзолей во время одного из парадов[387].

Из материалов следственного дела М.П. Магера видно, что такая оригинальная «акция» террора весьма импонировала контрразведчикам из центрального аппарата НКВД СССР. Там продумывали различные ее вариации, разумеется, теоретико-бумажные, необходимые только для внесения на соответствующие страницы протоколов допросов. Например, в деле Магера имеется выписка из показаний И.А. Халепского. Бывший начальник Управления механизации и моторизации РККА показал, что Лизюков должен был совершить указанный теракт над всем составом Политбюро ЦК ВКП(б), направив свой танк на Мавзолей.

Получив в свои руки такой «забойный» материал, начальник особого отдела ЛВО Кононович решил его еще более усилить. Он дал указание следователю по делу Лизюкова, чтобы тот составил протокол «покрепче» и добился от арестованного его подписания. На замечание следователя, что показания Халепского неправдоподобны, Никонович предложил порвать московскую выписку, заменив ее другой, в которой бы указывалось, что Лизюков и его подчиненные намеревались стрелять по Мавзолею из танковой пушки.

В собственноручных показаниях Рассохин подробно рассказывает, как фальсифицировались протоколы допросов арестованных, проходя соответствующую корректировку у целого ряда должностных лиц, вплоть до начальника УНКВД. Оттуда они выходили совершенно неузнаваемыми и смысл показаний арестованных в них неимоверно искажался. Для придания показаниям некоторой правдоподобности, в таких протоколах отражалась придуманная в кабинетах НКВД борьба арестованного со следователем.