1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе

«Я имею сведения о том, что в ОО ВЧК числится дело тов. Белова, кавалера ордена Красного Знамени, бывшего начдива 3 й Туркестанской дивизии. Я слышал, что его обвиняли в присвоении ценностей во время бухарских боев. Спешу сказать Вам несколько слов про Белова во избежание ошибок при разборе дела… Белов безусловно честный человек. Во всем деле какое-то роковое недоразумение или чей-либо сторонний злостный умысел. На возможность последнего особенно обращаю Ваше внимание. В обстановке Туркестанской действительности возможны самые невероятные махинации.

В свое время Белову пришлось тушить белогвардейское восстание, поднятое Осиповны (в Ташкенте) и он тогда нажил себе немало врагов, явных и тайных. В Туркестане в свое время было деление на активов и пассивов. Принадлежа к активистам, Белов, несомненно, в лице пассививистов имеет до сих пор (из злопамятных) своих недругов и мстителей. Обстоятельства путаные и во воем деле необходимо быть «исторически» объективным и осторожным. С Беловым я работал в Семиречье несколько месяцев. Человек он тугой на сближение, для многих тяжеловесный, а порой и нетерпимый за свою непосредственность и прямоту. На подлость, на воровство, на махинации – он абсолютно не способен, в этом я глубоко убежден. Наоборот, такого честного и прямого человека нередко трудно встретить… Рекомендую максимальную осторожность и предостерегаю против возможного пристрастия со стороны «туркестанцев»…[82]

Знал Иван Панфиловия Белов и чувства, которые испытывает человек, несправедливо обвиненный в несовершенных им преступлениях, оклеветанный окружающими его людьми. Пример тому – его докладная записка начальнику Штаба РККА, написанная вскоре после указанных, выше событий. В ней Белов, в частности, отмечал; «…По приезду в Москву я поступил в Академию Генерального штаба… Однако систематически заниматься я не мог, ибо мое дело только недавно закончилось, кроме того я принимал участие в кронштадтской операции. Мое моральное состояние было до моего оправдания угнетено – вследствие чего текущий учебный год для меня пропал, приступить к нормальным занятиям я могу лишь с будущего года.

Должен Вам доложить, что возбужденное против меня дело оставило во мне много горечи. Несмотря на реабилитацию мою наиболее авторитетными органами в Республике, я полагаю, что реабилитировать меня можно, лишь вернув мне то доверие, коим я пользовался все время от Советской власти. Лишь предоставление мне работы, соответствующей моему революционному стажу, может восстановить мне мое ничем незапятнанное имя, вернуть мне душевный покой…»[83]

Доверие к Белову тогда было восстановлено полностью и он последовательно занимает в Красной Армии ответственные посты: командира 2 й Донской и 22 й Краснодарской стрелковых дивизий, 9-го и 2-го стрелковых корпусов, командующего войсками Северо-Кавказского, Ленинградского, Московского и Белорусского военных округов, избирается членом ЦИК СССР, депутатом Верховного Совета СССР первого созыва.

Каких же признаний добивались от Белова Сталин и Ежов? Какие показания выбивали из него начальник Особого отдела ГУГБ Николаев и его помощники Ямницкий и Казакевич? Учитывая то, что желаемого эти насильники от Белова все-таки добились, обратимся к материалам судебного заседания по его делу, где обвинения сформулированы уже в окончательном виде. В приговоре Военной коллегии от 29 июля 1938 года говорится, что Белов, будучи членом ЦК партии левых эсеров Туркестана, в 1917–1918 годах готовил антисоветское восстание. Однако, ввиду изменившейся обстановки и в целях маскировки своей антисоветской работы он по решению партии левых эсеров вступил в партию большевиков. В 1927 году Белов совместно с другими видными деятелями своей запрещенной партии, находившимися на ответственных командных постах в РККА – Я.М. Фишманом, М.Д. Великановым, И.К. Грязновым, Н.А. Ефимовым – создал руководящий центр военно-эсеровской организации. При участии Белова, в целях конспирации в 1930 году эсеровской организацией в РККА был создан параллельный центр, который проводил вербовочную работу под флагом правых.