1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе

Вот так – «очень хорошо знаю и всегда сомневался в его виновности»! А как же быть с его санкцией на арест Фишмана? А как объяснить безответные заявления Якова Моисеевича, которые он за долгие годы своего заключения десятками направлял руководителям партии, государства, прокуратуры и лично Ворошилову? Ответ один – в те годы Климент Ефремович побоялся заступиться за человека, которого, как он говорит, хорошо знал и высоко ценил. Боялся, видимо, запачкаться, ходатайствуя за политзаключенного. Хотя сделать это в отношении Фишмана было гораздо легче, нежели относительно кого-либо другого – Яков Моисеевич с 1937 года трудился в так называемой «шарашке» – Особом техническом бюро. Кстати, вместе с выдающимися конструкторами: самолетов – А.Н. Туполевым, минометов – Б.И. Шавыриным, двигателей для ракет – В.П. Глушко и др. И свои десять лет заключения Фишман пробыл от звонка до звонка.

Бывший секретарь Ворошилова корпусной комиссар Иван Петухов, отбывая наказание в ИТЛ, умер в конце мая 1942 года. Вдова Петухова в 1954 году обратилась к Ворошилову с заявлением о посмертной реабилитации мужа. На этом заявлении, как и в случае с Фишманом, маршал отписал Генпрокурору СССР: «Прошу рассмотреть, помочь. Петухова лично знаю (работал у меня в секретариате), уверен, что пострадал без вины и во всяком случае невиновен в предъявленных ему преступлениях»[582].

Перестройка совсем не означает, что надо становиться лицемером. Однако в случае с Ворошиловым происходит именно такое превращение – в зависимости от обстановки и политического климата оценка одного и того же человека у него меняется на прямо противоположную. Сравните слова приказа № 96 от 12 июня 1937 года: «Мировой фашизм и на этот раз узнает, что его верные агенты Гамарники и Тухачевские, Якиры и Уборевичи и прочая предательская падаль, лакейски служившие капитализму, стерты с лица земли…»

И строки его небольшого очерка в юбилейном сборнике «Ян Гамарник», изданном к 80 летию со дня рождения последнего: «Вся сравнительно короткая жизнь Яна Борисовича Гамарника – это трудовой и ратный подвиг… Ян Гамарник на любом посту работал с полной энергией. Он показывал пример простоты и скромности, органически не терпел кичливости и зазнайства. Он был настоящим большевиком-ленинцем. Таким он и останется в сердце тех, кто знал его лично…»[583]

Ворошилов многие годы являлся пособником Сталина. И следует согласиться с генерал-лейтенантом юстиции Б.А. Викторовым, бывшим заместителем Главного военного прокурора, отдавшим немало сил и времени работе по реабилитации жертв политических репрессий, который резонно ставит вопрос о том, чтобы объявить преступником, наряду со Сталиным, и его многолетнего соратника К.Е. Ворошилова. Несмотря ни на какие заслуги в прошлом…

Послесловие

Репрессии против кадров Красной Армии ведут свое начало от «красного террора» времен Гражданской войны. Ее окончание совсем не означало прекращения репрессий – классовая борьба продолжалась и это нашло отражение в соответствующих партийных документах. Так, в резолюции ХII Всероссийской конференции РКП(б) (август 1922 года) отмечалось, что репрессии диктуются революционной целесообразностью, особенно когда дело идет о подавлении тех отживающих групп, которые пытаются захватить старые, отвоеванные у них пролетариатом позиции[584].

Если рассматривать межвоенный период истории Советских Вооруженных Сил в качестве полигона для отработки масштабов, форм и методов репрессий против их командных, политических, инженерно-технических кадров (а оно, по существу, так и было), то вывод напрашивается один: достигнутые результаты превзошли все ожидания известных нам и неизвестных творцов этой беспримерной Варфоломеевской ночи, растянувшейся на десятки лет. Что получилось в итоге, мы частично показали на примере 1937–1938 годов. Знал ли вероятный противник об изменениях качества командно-начальствующего состава Красной Армии? Безусловно, знал. Мы уже приводили примеры работы спецслужб ведущих стран Западной Европы и в первую очередь Германии по детальному отслеживанию событий в СССР и Красной Армии. Это также можно увидеть, обратившись к докладу исполняющего обязанности военного атташе Германии в СССР полковника Кребса, вернувшегося из Москвы в Берлин в начале мая 1941 года: «Русский офицерский корпус исключительно плох (производит жалкое впечатление), гораздо хуже, чем в 1933 году. России потребуется 20 лет, чтобы офицерский корпус достиг прежнего уровня…»[585]

В данном случае устами противника глаголет суровая (суровее и быть не может!) истина. Вот одна из весомых причин, лишний раз подтолкнувшая Гитлера к принятию окончательного решения о военном нападении на СССР в 1941 году. Выступая на совещании в ставке вермахта 9 января 1941 года, фюрер, исходя из оценки состояния СССР и Красной Армии, сделал такое заявление: «Поскольку Россию в любом случае необходимо разгромить, то лучше это сделать сейчас, когда русская армия лишена руководителей»[586].