В 1960–1970 годы никто, кроме нацистов и украинских коллаборационистов, не утверждал, что голод носил «искусственный» характер.
Продолжая упирать на миф о «голодоморе», Коэн пишет:
«В результате коллективизации погибло по крайней мере 10 млн (а возможно, и много больше) крестьян. Примерно половина из этого числа погибла во время голода 1932–1933 годов».[218]
Из примечания, помещенного в конце процитированного отрывка, следует, что названная Коэном цифра 10 млн — результат превратно истолкованных мемуаров Уинстона Черчилля. Посудите сами, вот тот самый текст:
«Скажите мне, — спросил я, — на вас лично так же тяжело сказываются тяготы этой войны, как проведение политики коллективизации?»
Эта тема сейчас же оживила маршала (Сталина. — Г.Ф., В.Б.).
«Ну, нет, — сказал он, — политика коллективизации была страшной борьбой».
«Я так и думал, что вы считаете ее тяжелой, — сказал я, — ведь вы имели дело не с несколькими десятками тысяч аристократов или крупных помещиков, а с миллионами маленьких людей».
«С десятью миллионами», — сказал он, подняв руки».[219]
У Черчилля нет ни слова о жертвах голода, а только о коллективизации как о попытке, предпринятой Сталиным и его единомышленниками, чтобы наконец навсегда «избавиться от периодических голодовок». Причем связывать цифру 10 млн только с погибшими или пострадавшими в те годы тоже нет оснований.
Даже такой сторонник мифа о «голодоморе», как Станислав Кульчицкий (Украина), отмечает:
«Если внимательно перечитать соответствующее место (в четвертом томе воспоминаний (Черчилля. — Г.Ф., В.Б.), то окажется, что речь шла не только о погибших… На вопрос, что произошло с кулаками, Сталин ответил: «Некоторым из них дали землю для индивидуальной обработки в Томской области, или в Иркутской, или еще дальше на север, но основная часть была очень непопулярна, и их уничтожили собственные батраки». Сталин не имел в виду потери от голода, наличие которого отрицал».[220]
Если даже Черчилль безукоризненно точно воспроизвел текст беседы,[221]
что само по себе вызывает сомнения, поскольку в столь сжатые сроки его многотомные воспоминания смогли появиться лишь благодаря усилиям большого штата привлеченных им помощников, Сталин все равно не говорил о гибели 10 млн крестьян от голода, а только о том, сколько, как выразился Черчилль, «маленьких людей» оказались вовлеченными в водоворот «страшной борьбы» в годы коллективизации. Впрочем, независимо от точности мемуаров экс-премьер-министра Коэн все равно умудрился исказить его утверждения до неузнаваемости.[222]«Кровавая чистка 1936–1939 годов составляла вторую, политическую, стадию сталинской «революции сверху». Трехлетний террор, сопровождавшийся массовыми арестами и казнями и направлявшийся Сталиным и его свитой через посредство НКВД»…
В процитированном отрывке ни одно из утверждений не соответствует истине. «Кровавых чисток 1936–1939 годов» никогда не было и в помине. Ибо «чистки» — всего лишь проверка партийных рядов с целью освобождения от пассивных, разложившихся и неблагонадежных элементов. Совсем другое дело — процессы, аресты и массовые репрессии. Последние в отличие от плановых партийных чисток разворачивались понемногу и неожиданно, они не управлялись из центра и возникали как ответная реакция на раскрытие очередного из заговоров.
Говорить о «трехлетнем терроре» тоже неправомерно. По-настоящему массовый характер репрессии приобрели только со второй половины 1937-го и длились до конца 1938 года, пока во главе НКВД стоял Николай Ежов. Больше всех их возникновению способствовали первые секретари региональных партийных организаций, которые со ссылкой на раскрытые «органами» организованные группы требовали для их ликвидации чрезвычайных мер и полномочий.
Свидетельства, которыми располагаем мы сегодня, указывают на то, что Ежов использовал свои властные полномочия, чтобы захватить контроль над государством. Большую часть времени, когда Ежов стоял во главе НКВД, он действовал фактически бесконтрольно, и как только его отстранили от должности наркома внутренних дел, массовые репрессии резко пошли на убыль.
«К концу 1939 года число заключенных в тюрьмах и отдаленных концентрационных лагерях выросло до 9 млн человек (по сравнению с 30 тыс. в 1928 году и 5 млн в 1933–1935 годах)».[223]
Названные цифры сильно преувеличены. Крупнейший из исследователей системы карательно-исправительных учреждений (и, между прочим, отнюдь не «сталинист») В.Н. Земсков обращается к процитированному нами отрывку, чтобы показать несостоятельность сделанных там заявлений: