1937. Трагедия Красной Армии

Что же касается возложенного на него законом надзора за соблюдением соответствующих норм в процессе предварительного следствия в НКВД, то Вышинский не просто «умыл руки», а по существу, «поджал хвост». Признавая наличие многочисленных упрощений и извращений в ходе предварительного следствия, арестованный в апреле 1939 г. бывший нарком внутренних дел СССР Н.И. Ежов в своих показаниях довольно исчерпывающе определил сложившуюся ситуацию: «Прокуратура СССР не смогла, конечно, не замечать всех этих извращений. Поведение Прокуратуры СССР, в частности – Прокурора СССР Вышинского, я объясняю той же боязнью поссориться с НКВД и показать себя не менее «революционным» в смысле проведения репрессий. Только этими причинами я могу объяснить фактическое отсутствие какого бы то ни было прокурорского надзора за этими делами и отсутствие протестов на действия НКВД в правительство» ³⁸³.

Кстати, публикатор вышеприведенного заявления Ежова недавно скончавшийся генерал-лейтенант юстиции запаса Б.А. Викторов считал ссылку Ежова на боязнь Вышинского поссориться с органами НКВД недостаточно основательной и утверждает, что Вышинский (и Ульрих) «действовали так не из-за боязни Ежова» ³⁸⁴, а для того, чтобы угодить Сталину. Я полагаю, что здесь имело место и то и другое. Всегда считалось, что угодить диктатору, значит обеспечить себе сохранение жизни и, может, даже приблизиться к нему. Но и всепроникающий страх перед всесильными «органами» пронизывал души всех без исключения служилых людей советского общества – от глубочайшего низа до высочайшего верха. И, пожалуй, можно согласиться с утверждением В. Рапопорта и Ю. Геллера, что даже Сталин не шутил, не лицемерил, когда отвечал многочисленным просителям, что он сам боится НКВД ³⁸⁵.

И в самом деле, было чего бояться. Можно сказать, что как класс истребляли не только кулачество, но и прокуроров, которые лишь посмели или только могли посметь пикнуть о нарушениях «революционной законности». По некоторым данным, в 1937–1938 гг. в результате «очищения органов прокуратуры от неустойчивых и разложившихся элементов» 90 процентов областных прокуроров были сняты и по большей части уничтожены ³⁸⁶.

Чтобы читатель еще более проникся ощущением атмосферы бытия прокуроров того времени, воспроизведу выявленный Б.А. Викторовым факт, уникальный даже для тех мрачных времен. Прокурор г. Витебска, член ВКПб) с 1920 г. С.Т. Нускальтер в ноябре 1937 г. проверял законность содержания арестованных в камере предварительного заключения УНКВД по Витебской области. Узнав об этом, начальник областного управления НКВД И.А. Горбеленя задал ему вопрос: «Кто его просил заниматься проверкой?» Нускальтер ответил, что он – прокурор и поэтому имеет законное право на проверку. Тогда Горбеленя втолкнул прокурора в камеру и запер его там, сказав: «Ну а теперь выполняй свои прокурорские обязанности». По указанию начальника УНКВД «на посаженного» при таких фантасмагорических обстоятельствах прокурора было искусственно создано уголовное дело, закончившееся тем, что С.Т. Нускальтер был расстрелян ³⁸⁷.

Конечно, подобный случай немедленного физического уничтожения неугодного прокурора высокопоставленным функционером НКВД носил экстраординарный характер. Но он мог произойти только в соответствующей атмосфере направляемого сверху фактического устранения прокуратуры от выполнения официально провозглашенных обязанностей. Очень характерен в этом отношении ответ Главной военной прокуратуры от 10 ноября 1937 г. на запрос военной прокуратуры ТОФ: «Прокурор вправе участвовать в допросах любых обвиняемых по делам, расследуемым в органах НКВД. Однако по делам о контрреволюционных, троцкистских, правых и др. организациях нецелесообразно прокурору вмешиваться в допросы, когда это не вызывается необходимостью» ³⁸⁸.

Несмотря на незаконную приниженность работников военной прокуратуры в армии, полную их фактическую зависимость от политических органов и Особых отделов, в ряде случаев и главный военный прокурор пытался выступить против творившихся беззаконий. Во время выборов в республиканские и местные Советы летом 1938 г. в одной из частей СКВО нашелся «сверхбдительный» член участковой избирательной комиссии красноармеец Вавилин. Он подозревал красноармейца Марова в «антисоветских» настроениях и задумал вывести его на чистую воду. Он решил проверить, как Маров будет голосовать, и перед выдачей ему конверта с избирательными бюллетенями сделал внутри конверта свою отметку. При подсчете он обнаружил, что Маров голосовал против кандидатов «блока коммунистов и беспартийных» в Верховные советы РСФСР и Северо-Осетинской АССР. Вавилин, обрадованный тем, что его подозрения подтвердились, рассказал всем, кому мог, о Марове и как он его «поймал».