1937. Трагедия Красной Армии

Полный беспредел в деятельности ВЧК в годы Гражданской войны неизбежно калечил души и тех ее сотрудников, которые искренне считали себя честными революционерами. В марте 1921 г. группа коммунистов-сотрудников Туркестанской ЧК писала в ЦК РКП (б): «…Как это ни печально, но мы должны сознаться, что коммунист, попадая в карательный орган, перестает быть человеком, а превращается в автомат, который приводится в действие механически. Даже механически мыслит, так как у него отнимают право не только свободно говорить, но свободно индивидуально мыслить. Он не может свободно сказать свои взгляды, излить свои нужды, так как за все грозят расстрелом». В заявлении далее говорилось, что сотрудники ЧК «постепенно, для себя незаметно, откалываются от нашей партийной семьи, образовывая свою особенную касту, которая страшно напоминает касту прежних жандармов… Являясь бронированным кулаком партии, этот же кулак бьет по голове партии»³.

Стремление ВЧК стать государством в государстве подметил даже такой весьма далекий от малейших проявлений «гнилого либерализма» деятель, как Н.В. Крыленко. Уже в первые годы после Гражданской войны он говорил, что ВЧК имела тенденцию превратиться в целый наркомат, «страшный беспощадностью своей репрессии и полной непроницаемостью для чьего бы то ни было глаза всего того, что творилось в ее недрах»⁴.

Объективности ради надо заметить, что вскоре после окончания Гражданской войны Ленин, а затем и Сталин предпринимали некоторые попытки по ограничению всевластия новоявленной тайной полиции. Например, на одном из совещаний в 1931 г. Сталин говорил: «Не надо допускать того, чтобы на заводе была специальная контора ОГПУ с вывеской, где сидят и ждут, чтобы им дела подали, а нет – так будут сочинять их»⁵. Сталин в данном случае говорил со знанием дела, он прекрасно помнил, как совсем недавно было «сочинено» так называемое «Шахтинское дело». Но полным ходом шла напряженная борьба за выполнение первой пятилетки, и никак нельзя было отпугивать специалистов особыми полномочиями карательных органов. Правда, в следующем году, в своем приветствии к 15-летию бывшего ВЧК, Сталин снова заговорил открытым текстом. Пожелав успеха в сложном деле искоренения врагов диктатуры пролетариата, он завершил свое приветствие так: «Да здравствует ОГПУ, обнаженный меч рабочего класса»⁶.

В то же время Сталин продолжал усиленно работать над созданием своего имиджа как руководителя, всегда смело ратующего за справедливость, беспощадного борца против всяких элементов произвола и беззакония. Б.А. Старков сообщает, что 15 сентября 1934 г. по предложению Сталина было принято решение Политбюро ЦК ВКП(б) по проверке работы органов НКВД специальной комиссией в составе Л.М. Кагановича, В.В. Куйбышева, И.А. Акулова (позднее в нее был включен А.А. Жданов). Задачи этой комиссии были четко сформулированы самим Сталиным: «Освободить невинно пострадавших, если таковые окажутся. Очистить ОГПУ от носителей специфических «следственных приемов» и наказать последних, невзирая на лица»⁷. Общее руководство работой этой комиссии осуществлял С.М. Киров. К началу декабря 1934 г. на заседание Политбюро ЦК ВКП(б) был внесен проект постановления, содержавший, в частности, специальный пункт «Искоренение незаконных методов следствия и наказание виновных»⁸. Однако убийство Кирова не только сорвало принятие этого решения, но резко повернуло всю работу органов НКВД в сторону ужесточения и все большей бесцеремонности методов.

Любой диктатор всегда кровно заинтересован в бесперебойной и четкой работе своей тайной полиции. Не был исключением и Сталин. И по моему представлению, все эти проверки замышлялись прежде всего для того, чтобы убедиться в преданности личного состава НКВД и его руководства политическому бюро ЦК ВКП(б) и особенно «лично товарищу Сталину». А вообще-то есть убедительные свидетельства того, что в определении полномочий органов НКВД Сталин во многом принимал за образец опричнину Ивана Грозного. В своих исключительной ценности дневниковых записях К.И. Чуковский зафиксировал рассказ профессора Б.Н. Делоне о том, как Сталин, заинтересовавшись историей опричнины, разыскал книгу о ней и спросил, жив ли автор книги. Ему сказали: «Жив». «Где он?», – спросил далее «вождь». Ответ был довольно обычен для того времени: «В тюрьме». Последовало «высочайшее» повеление: «Освободить его и дать ему высокий пост: дельно пишет». Заметив далее от себя, что «ГПУ – это те же опричники», Корней Иванович уверяет в полной достоверности сообщенного, поскольку профессору Делоне всю эту историю рассказал сам автор упоминавшейся книги – ленинградский историк И.И. Смирнов⁹.