1937. Трагедия Красной Армии

Персональные военные звания начсостава КОВО, осужденного военными трибуналами в 1937–1938 гг. за контрреволюционные преступления

Характерной чертой всего судопроизводства Военной коллегии Верховного суда СССР и руководимых ею военных трибуналов был явно выраженный обвинительный уклон. С далеких античных времен дошел до нас миф об абсолютно беспристрастной Фемиде, которую и изображали всегда с завязанными глазами. Не то было в советских военных судах с первых дней их возникновения. По недавно опубликованному сообщению доктора юридических наук Ю. Стецовского, уже 4 февраля 1919 г. ЦК РКП (б) в своем поручении предписал партийным и советским органам печати дать в ряде статей точное понимание о ревтрибунале как органе расправы в отличие от суда как такового⁷⁴. Непоколебимо верное этой линии ЦК руководство Военной коллегии и в последующем не скрывало своей категорической нетерпимости к любой попытке вынесения оправдательного приговора «по контрреволюционным преступлениям». И эту свою совершенно неправовую позицию оно неоднократно выражало в официальных приказах, изданных еще до фабрикации так называемого «военно-фашистского заговора в РККА».

Уже 20 февраля 1937 г. Ульрих издает широко тогда известный в военной судейской среде приказ № 002… «В целях усиления контроля за правильностью разрешения Военными трибуналами дел о контрреволюционных преступлениях

Приказываю:

1. Все дела о контрреволюционных преступлениях, по которым выносятся оправдательные приговоры или производство по которым прекращено в подготовительном или в кассационном заседании, в случае опротестования прокурором данного приговора или определения – представлять в 7-дневный срок со дня вынесения приговора или определения непосредственно в Военную коллегию Верховного суда СССР для рассмотрения в порядке судебного надзора независимо от того, каким военным трибуналом данное дело рассмотрено (дела, рассмотренные в касзаседании, представлять вместе с каспроизводством).

Если указанные дела по протесту прокурора или по собственной инициативе, в порядке судебного надзора, были рассмотрены вышестоящим трибуналом и определение подготовительного заседания о прекращении дела или оправдательный приговор оставлен в силе, то и в этом случае дело должно быть предоставлено в Военную коллегию.

2. Все дела о контрреволюционных преступлениях, по которым вынесены оправдательные приговоры или определения о прекращении, взять на особый учет»⁷⁵.

Не прошло и недели, как Ульрих опять возвращается к этой проблеме. 25 февраля 1937 г. он издает приказ председателя Военной коллегии Верховного суда СССР № 04: «1. Начальникам I, II и III секторов и членам коллегии, работающим в IV секторе Военной коллегии, вновь тщательно изучить и не позднее 7 марта 1937 г. мне доложить все вынесенные, начиная с 1 октября 1936 г. и позже, по делам о контрреволюционных преступлениях:

1. Оправдательные приговоры военных трибуналов.

2. Определение подготовительных заседаний ВТ о прекращении дел.

3. Касопределения военных трибуналов и Военной коллегии:

а) об оставлении в силе оправдательных приговоров или определений о прекращении дел;

б) о прекращении дел.

2. В дальнейшем дела, поступающие в Военную коллегию в порядке моего приказа от 20.02.37 г. № 002, начальникам II и III секторов и членам Военной коллегии, работающим в IV секторе, докладывать мне, с представлением по делу краткого письменного заключения.

3. В случае отмены обвинительного приговора военного трибунала по делам о контрреволюционных преступлениях в кассационном заседании Военной коллегии с прекращением дела, председательствующий на кассационном заседании, не обращая означенное определение к исполнению, должен доложить его мне»⁷⁶.

До чего зверели некоторые военные так называемые «юристы», можно судить по такому факту. 27 декабря 1937 г. курсант полковой школы 151-го полка внутренних войск НКВД В.В. Фурсов на занятиях по физподготовке нашел свинцовую пломбу. Принес ее в столовую и, сидя за столом в ожидании супа, бросил ее в пустую миску своего соседа курсанта А.В. Растопчина. Тот пытался бросить пломбу обратно, в миску Фурсова, но поскольку Фурсов прикрывал свою миску руками, то бросил пломбу в пустую миску курсанта Пузанкова, который в этот момент разговаривал с курсантом с соседнего стола. Когда Пузанков повернулся к своей миске и обнаружил в ней пломбу, то подозвал дежурного по школе, а последний стал звать заведующего столовой. Тем временем Фурсов выхватил пломбу и забросил ее. Казалось бы, все. Обычная юношеская шалость. И говорить-то не о чем. Не скажите. Это ведь декабрь 1937 года. И совсем недавно, 14 сентября 1937 г., было принято постановление ЦИК СССР, резко ужесточившее порядок расследования и рассмотрения дел по контрреволюционному вредительству и диверсиям.