1937. Трагедия Красной Армии

Так что же остается «на выходе»? Почему, борясь за честь несправедливо осужденного и загубленного отца, обязательно необходимо презирать человека, который был рядом с ним, в чем-то конфликтовал, обзывать его доносчиком, подлецом, и т. п. Ведь документов-то у Р.А. Медведева нет. И исключался Чагин из партии не как «доносчик», а «по материалам А.Р. Медведева». И чему же удивляться, если исключенный из партии человек выступает против того человека, по материалам которого его несправедливо исключили из партии?

Я потому счел своим долгом вступиться за честь ныне покойного члена-корреспондента АН СССР Б.А. Чагина, что мне в 1939–1941 гг. довелось работать вместе с ним на кафедре основ марксизма-ленинизма Ленинградского госуниверситета. Борис Александрович был заведующим кафедрой, а я – аспирантом и ассистентом. В то время ему было 40 лет; имел степень кандидата философских наук; пользовался авторитетом и уважением на кафедре и в университете. Поскольку он был утвержден горкомом ВКП(б) заведующим такой кафедры, значит, он был восстановлен в партии уже тогда, а не на Балтийском флоте. О качестве его работы можно судить хотя бы по тому, что уже через неделю после начала войны все мужчины кафедры (до единого) добровольно вступили в ленинградское народное ополчение и он проводил нас, а сам отправился воевать на Балтийский флот.

О том, как предельно осторожным надо быть при обвинении того или иного человека в доносительстве в те страшные годы, наглядно свидетельствует и малоприятная для российской военно-исторической науки история с публикацией известного писателя-фронтовика В.В. Карпова в журнале «Знамя» (1989, № 10). Кто-то из историков раскопал в ЦГАСА письмо Ворошилову о том, что Маршал Советского Союза А.И. Егоров осенью 1917 г. на съезде 1-й армии выступал с нападками на Ленина, «называл его авантюристом, посланцем немцев». Обвинение по тем временам совершенно убойное. Я держал это письмо в руках еще в 1987 г. Оно напечатано на машинке, подписано «член ВКП(б) Г. Жуков» (подпись – автограф). Помню, у меня тоже мелькнула мысль – уж не Георгий ли Константинович Жуков, будущий маршал? Но многое противоречило этой версии, и я ее отбросил. А вот не профессиональный историк, а писатель быстро и однозначно определил, что «Г. Жуков» – это и есть «Г.К. Жуков». Почему? Видимо, черт попутал. Но вскоре после оживленной полемики все-таки разобрались. В.В. Карпов публично извинился за допущенную им неправильную атрибуцию злосчастного письма. Казалось бы, инцидент исчерпан. Но нет.

На сей раз к этому сюжету возвращаются доктора исторических наук А.Н. Мерцалов и Л.А. Мерцалова. В одной из своих новейших публикаций они утверждают: «На наш взгляд, кампания против «поруганной чести» была более шумной, чем правдивой… На наш взгляд, исследование вопроса далеко не закончено. Пока правдоподобны обе версии: донос написан Жуковым; неизвестно, кем написанное злополучное письмо по ошибке или преднамеренно оказалось в личном деле Жукова»²⁷². Очень жаль, что уважаемые мною историки, пытаясь реанимировать эту весьма грустную версию, не потрудились сами провести хотя бы элементарную историческую проверку достоверности версии о принадлежности этого доноса перу Г.К. Жукова.

Поскольку любой донос обычно содержал в себе не только злые наветы, но и какие-то правдивые фактические сведения, с них и начнем. Автор доноса пишет, что в ноябре 1917 г. он был делегатом съезда 1-й армии в Штокмазгофе. Был ли вообще такой съезд? Да, был, Второй съезд 1-й армии открылся 30 октября 1917 г., а его предпоследнее заседание проходило 5 ноября. Правда, работал этот съезд не в Штокмазгофе, как сообщает доносчик, а в Альтшванненбурге – в местечке, где тогда находился штаб Северного фронта, в центре которого и дислоцировалась 1-я армия (справа, в непосредственной близости к Петрограду, находилась 12-я армия, слева – 5-я армия)²⁷³. Известно, что будущий маршал, а тогда подполковник А.И. Егоров являлся делегатом этого съезда, выступал там и был избран одним из заместителей председателя армейского совета.